-->
Пятница, 19 Апреля 2024

Оценить материал


Вставить в блог

Bookmark and Share

Еще читать в этом разделе

Все материалы раздела

Андрей Василевский: «Все «знаковое» в современной словесности как-то связано с СССР»

19 Июня, 2015, Беседовал Геннадий Кацов

Андрей Витальевич Василевский – критик, поэт, главный редактор журнала «Новый мир» (Москва)

Андрей Витальевич Василевский – критик, поэт, главный редактор журнала «Новый мир» (Москва). Фото с сайта taday.ru

Андрей Витальевич Василевский – критик, поэт, главный редактор журнала «Новый мир» (Москва)
Родился в Москве в 1955 году. Сын писателя В.С.Василевского (1908-1991). Окончил Литинститут (1985; поэтический семинар Е.М.Винокурова). Работает в ж-ле “НМ” с 1976 года, ответств. секретарь (1990-98), гл. редактор (с 1998). Председатель правления Фонда «Новый мир». С 2002 руководит семинаром поэзии в Литинституте, с 2014 года — семинаром поэзии на Высших Литературных курсах.
Член жюри (Литературной академии) премии «Большая книга» и некоторых других премий. Не состоит ни в каком из многочисленных творческих союзов.

"Новый мир" выходит в Москве с 1925 года. Среди редакторов: Вячеслав Полонский (1926-1931), Константин Симонов (1946-1950, 1954-1958), Александр Твардовский (1950-1954, 1958-1970), Сергей Наровчатов (1974-1981), Сергей Залыгин (1986-1998).
Самый большой тираж - 2 миллиона 700 тысяч (1990), сегодняшний тираж - 3000.

Главное литературное периодическое издание называется сегодня: «Знамя — Новый мир — Октябрь — Дружба народов -...».

Андрей Витальевич, в 2015 году журналу «Новый мир» исполнилось 90 лет со дня основания. Юбиляр, говоря прямо, не молод, хотя есть в мире периодические издания и постарше: «Нью-Йорк Пост» уже за двести десять лет, а «Нью-Йорк Таймс» перешел рубеж 160-летия. И неплохо себя чувствуют. Если бы вы составляли приветственный адрес вашему юбиляру, чтобы вы отметили в исторической ретроспективе? Какие главные сегодняшние качества подчеркнули особо? И за что, как это принято в жанре поздравительного адреса, с юмором, незлобно пожурили?
Когда культурная институция существует достаточно долго и непрерывно, она, а не только ее «наполнение», обретает и самостоятельную ценность. Таков и «Новый мир». Тем более, что уже к десятилетнему юбилею журнала, его поздравляли как «главный» литературный журнал страны. (Это несомненная заслуга его редактора В. Полонского.) Но когда обозреваешь всю его историю (а я ее неплохо себе представляю), то если сравнивать взлет конца 20-х годов и взлет 60-х (второе редакторство Твардовского), то за сорок лет сменился не только состав редакции, но и авторский состав. 

То есть это можно представить как два журнала с похожей структурой и общим названием. И наверно, таких журналов за 90 лет даже не два, и не три. Конечно, и сегодня «Новый мир», несмотря на узнаваемую голубую обложку и логотип (они существуют в таком виде с конца 40-х годов) – это тоже какой-то другой «Новый мир». Преемственность тоже несомненна, и состоит она, видимо, в отсекании всяких крайностей — эстетических и политических.

И вот еще: в наши дни бессмысленно спрашивать об одном «главном журнале», потому что, особенно в контексте известного, популярного и бесплатного портала «Журнальный Зал», понимаешь, что функцию «главного литературного журнала» сегодня исполняют совместно три-четыре издания: допустим, «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Дружба народов» (да, и не только они). То есть, главное литературное периодическое издание называется сегодня: «Знамя — Новый мир — Октябрь — Дружба народов -...».

В том же, что и «Новый мир», 1925 году появился и журнал «Ньюйоркер», один из самых известных в мире еженедельников для элитарных читателей. Как-то в манхэттенском ресторане «Русский самовар», в беседе с главным редактором «Ньюйоркера» Дэвидом Ремником, который отлично говорит по-русски и которого я знал еще по его журналистскому московскому периоду в середине 1980-х, я поинтересовался, в чем непреходящие популярность журнала и интерес к нему. Дэвид ответил кратко: «В наших постоянных, за десятилетия приобретенных читателях». В чем сегодня популярность «Нового мира» и интерес к нему? Ваши сильные места, по-прежнему, и литература, и публицистика?

Думаю, что привлекательность «Нового мира» для читателей и авторов в том, что «Новый мир» — журнал не просто с историей и репутацией, но и с «легендой», со своей наработанной десятилетиями «мифологией». В основном, конечно, эта легенда связана с годами 60-ми, с действительно славным вторым сроком редакторства Александра Трифоновича Твардовского. Легенда, несколько искажающая оптику, так что у некоторых/многих читателей возникает ощущение, что «Новый мир» родился в 1960-е — из ничего. 

Достаточно мифологичны и привычные определения «Нового мира» как журнала «оппозиционного» и «либерального». Я прекрасно помню, что даже в первой половине 80-х, при редакторе В. Карпове, эта аура журнала в глазах читателя удивительным образом сохранялась, хотя реальное состояние тогдашнего журнала, конечно, эту ауру отрицало (вспомним и брежневские мемуары, и стихи Чуева и Доризо, и басни Михалкова; и тут же — блистательный стилист Катаев). Так что, историческая реальность, как водится, и сложнее, и противоречивее, и интереснее. 

Разные были времена, разные «Новые миры»; но и применительно к 60-м эти определения нуждаются в уточнениях. Это большая тема, и не для интервью.

О «сильных местах» отвечу так: изнутри не видно. Кроме того, разные читатели читают в одном и том же номере разное: кто-то стихи, кто-то рецензии и архивы, кто-то прозу, и т. д. Наверно, сейчас мало кто прочитывает весь номер от первой до последней страницы. Вообще, изменилось восприятие такого феномена как толстый литературный журнал; молодое поколение уже с трудом понимает, что это за штука такая, и главное — зачем она такая.

Общеизвестно, что тиражи так называемых «толстых» российских журналов (те же «Знамя», «Дружба народов», «Октябрь», «Иностранная литература») катастрофически год от года падают, и 5-8 тысяч экземпляров для российского ежемесячного литиздания – потолок. Видимо, меняются рынок (и не только в связи с активным, агрессивным развитием интернета), условия и возможности распространения, да и сам читатель. На какие средства сегодня существует «Новый мир»? 
Между перечисленными журналами конкурентных отношений практически нет. (Какое-то творческое соперничество — да; но не коммерческое.) Конкурируют между собой, допустим, крупные общенациональные газеты: «Коммерсант», «Известия», «Ведомости», «Независимая газета» и пр., но не толстые литературные журналы. 

Еще со времен работы Фонда Сороса в России, а также после создания общего портала «Журнальный Зал», мы оказались в одной лодке. И проблемы у нас одни и те же. 

А средства наши (я говорю о «Новом мире») складываются из подписки и государственных грантов Федерального агентства по печати (перспективы и того, и другого несколько туманны).

Поскольку в середине 1990-х я четыре года был и издателем, и главредом нью-йоркского еженедельника, а с начала двухтысячных много лет главредом нескольких популярных ньюйоркских еженедельников, то могу со стороны оценить, возможно, не в полной мере, масштаб нынешних журнальных проблем и трудностей. У меня не вызывает вопроса то, что вы выходите все с тем же дизайном обложки: это брэнд, у вас есть свой читатель и он к такой обложке привык, как и к названию журнала. Но почему вы, допустим, в лучшие годы, когда тираж «Нового мира» составлял несколько миллионов, не поступили так, как американские The New Yorker, New York Magazine, The Atlantic Monthly, Rolling Stone, Esquire? Им тоже в свое время было трудно выстоять на рынке, но они пришли к простым решениям, что позволило им выжить. Рисунки, фотографии, карикатуры, которые иллюстрируют развернутые эссе, авторские колонки, рассказы, поэзию и статьи, рассчитанные на элитарного читателя, —  в рамках, в те годы, «новой журналистики», о которой в начале 1970-х говорил Томас Вулф. Практически, все российские «толстые» журналы выходят на отвратительной бумаге, без иллюстративного материала, без рекламы. Может быть, переориентироваться в сторону иллюстративности и выхода на рекламодателей не поздно и сегодня?
Полиграфический аскетизм «Нового мира» — это и стиль, и «честная бедность» одновременно. Отсутствие иллюстраций — это еще и правильный сигнал: здесь нечего рассматривать, это журнал для чтения. Я, конечно, хотел бы, чтобы бумага и обложечная бумага были получше (при сохранении узнаваемого дизайна и верстки). Но то переформатирование, о котором вы говорите —это закрытие того типа журнала, который мы (и наши коллеги) как раз пытаемся спасти в России. Дело ведь не в том, чтобы просто выходил журнал, который называется «Новый мир» или «Знамя»?

Кроме того, в нынешней российской ситуации подобные трансформации бесперспективны. На падающем (а он именно падающий) книжно-журнальном рынке никакой иллюстрированный «Новый мир» не нужен, нет такого запроса — ни коммерческого, ни общественного, ни культурного. 

Другое дело, какие-то параллельные проекты: мы вот создали Фонд «Новый мир» и при нем открыли Культурный центр с небольшим, но уютным залом для всяких мероприятий. 

А тот легендарный тираж в несколько миллионов... Это же — последние годы советской власти; мы были структурным подразделением огромного издательства «Известия» и деньгами не распоряжались. А с начала 90-х годов, когда журнал пустился в самостоятельное плавание, деньги стали просто сгорать в инфляционной топке (кто помнит, тот помнит).

Последние лет десять существует масса интернет-изданий, которые выходят оперативней печатных и сразу на массового, многомиллионного читателя. Это с одной стороны. С другой – конкуренция со стороны книгоиздателей и среди «толстых» журналов, в которых более-менее популярные и известные авторы публикуются по принципу ротации: сегодня в одном журнале, завтра – в другом. Понятно, что при каждом «толстом» есть своя группа постоянных авторов, но впечатление при взгляде на публикации за год в «Журнальном зале» или «Читальном» таково, что все это, по большей части, однородная среда с сотней авторов, кочующих из издания в издание. В чем, на ваш взгляд, смысл литературного периодически выходящего журнала? 
Конкуренция журналов с издательствами сегодня происходит только в сегменте большого романа; эту конкуренцию журналы выиграть не могут (да и не надо). Но все, что «не роман», все жанровое разнообразие литературы поддерживается именно десятью-пятнадцатью толстыми журналами (столичными и региональными). 

Что изменилось за последние десять-двадцать лет? Сегодня, например, больше нет читателя, готового ждать месяц, чтобы получить продолжение романа, и еще месяц, чтобы получить его окончание. Раньше, как мы знаем, такой читатель был. 

А то, что авторы кочуют из журнала в журнал, так это понятно. У поэта написано двадцать стихотворений, мы напечатаем десять, остальное он понесет в другое издание.

В «Новом мире» вы ведете интереснейшую рубрику «Периодика». Очевидно, основная ее цель – задать ориентиры в гигантском потоке информации, которая постоянно выходит на рынок и захлестывает волной читателя. Таким образом, эта рубрика формирует и читательский спрос, и литературный процесс. Мало того, в ней вы отмечаете и наиболее интересные материалы, опубликованные в интернете, то есть выступаете в роли некоего медиатора между виртуальным и реальным литературными пространствами. Что, на ваш взгляд, представляет собой литературный процесс, который существует и в России, и за ее пределами, в так называемом «русском зарубежье»? Продолжается ли все еще разделение на литературу столичную и провинциальную – и на соответствующие издания (прежде всего, в смысле качества)? Каковы различия между существованием литературы в интернете и в печатных изданиях?
Рубрику «Периодика» я веду уже ровно двадцать лет. Ее смысл и формы несколько менялись за это время. Менялись и мои собственные интересы, вкусы, приоритеты, что, конечно, тоже отражается.... 

Сейчас там много — о философии и о поэзии, а политика почти исчезла. Эта подборка цитат из бумажной и сетевой периодики (с отставанием, примерно, на три месяца) призвана разнообразить и усилить каждый номер. Мы не можем (и не должны) печатать всё и всех, не можем отрецензировать всё, поэтому такая рубрика весьма полезна. 

А что касается разделений и границ... Россия и/или русское зарубежье? Ну, нам все равно, где живет автор: в Москве или Петербурге, Вологде или Ростове-на-Дону, Гомеле или Львове, Нью-Йорке или Сиднее. Никаких ограничений или квот тут у нас нет, мы вообще об этом как-то специально не думаем (за исключением редких «проектов» — вроде состоявшегося в 2011 году украинского, или запланированного казахстанского). 

Москва-Петербург и/или провинция, регионы? Ну, екатеринбургский «Урал» ничуть не хуже столичных журналов. А некоторые другие региональные — хуже, слабее. Дурной литературы и в столице достаточно, просто столица стягивает к себе и все интересное, достойное. 

Никакой отдельной сетевой и бумажной литератур, по-моему, нет, есть литература на разных (как правило, одновременно на двух) носителях. Все бумажные издания имеют теперь сетевые версии, а из сети многое, так или иначе, приходит на бумагу. Если интернет-журнал без бумажной основы (допустим, «Лиterraтура») имеет редакцию и осуществляет строгую, осмысленную фильтрацию публикуемых материалов, то разницы вообще нет, граница отсутствует. 

Вот литературные сайты с самопубликацией — это, как правило, душераздирающее зрелище, но и их нельзя считать какой-то «отдельной» литературой. 

Сегодня в России выпущен ряд законов и постановлений, которые регулируют возможность публикации того или иного произведения. Кроме запрета на публикацию ненормативной лексики, какие еще запреты появились в последнее время? 
Запрет на ненормативную лексику в СМИ меня не тревожит, он даже упростил отношения с авторами. Там, где раньше, мы терпеливо просили автора убрать или заменить избыточную, с нашей точки зрения, «ненормативность», теперь мы просто ссылаемся на букву закона.

Пока наибольшие проблемы нам создает 70-летний срок авторского права после смерти автора; отношения с наследниками и душеприказчиками иногда проблемнее, чем с живыми авторами. А иногда и не понятно, кто именно законный наследник. (Кстати, я считаю этот 70-летний срок абсурдно большим.)

В этом году юбилей и вашего журнала, и ваш собственный. «Новый мир» — это в огромной степени ваша жизнь, значительная часть вашей биографии. Более-менее можно сказать, что представлял собой «Новый мир» времен Твардовского или в годы перестройки при Залыгине. Твардовский был главредом журнала 16 лет, Наровчатов – семь, Залыгин – двенадцать, Василевский – семнадцать. В свой юбилей, оглядываясь на годы, отданные журналу, что вы можете сказать о «времени Василевского» для «Нового мира»? И – открытые вами имена, поскольку эпоха главного редактора (тот же Твардовский) характерна, кроме прочего,  открытыми литературными именами?
Я больше скажу: я новомирец во втором поколении (мама работала библиографом-проверщиком цитат и зав. библиотекой), так что вся моя жизнь связана с «Новым миром». Но повторю: изнутри не видно. О последних семнадцати годах пусть другие судят (даже несправедливо и недоброжелательно — это их право). 

Открытые имена? Это важная функция литературной периодики, но не думаю, что это должно являться сверхзадачей такого журнала, как наш. Мы как правило работаем с авторами, наработавшими уже хоть какую литературную репутацию, это касается и молодых авторов (допустим, лауреатов премии «Дебют» и пр.).

Всё, что у меня не получилось,
Мертвою занозою вонзилось.

А что там вообще есть?
Знаю: лобные доли, мозжечок, гипоталамус.

Вот куда-то туда и вонзилось.

Вы пишете и свободным стихом, и конценциональным русским стихом. Почему, на ваш взгляд, возникла скандальная ситуация в современной русской литературе, при которой возможны такие заявления, мол, рифма в русской словесности создана с целью лучше запомнить написанное, и других целей у нее, якобы, нет? Все понимают, что есть просто плохие и просто хорошие стихи, но когда актуальным становится мнение, что рифма – это изначально несвобода и никуда не годится; или, напротив, верлибр – прибежище для бездарей, то это говорит, прежде всего, о некоей ущербности в самом существовании актуальной литературы. 
Верлибр и/или силлабо-тоника? Я не вижу тут проблемы. И мне странно, что в 2015 (!) году кто-то ее еще видит. (Кстати, в Литературном институте, где я преподаю, верлибристов удивительно мало.) Когда журнал существует долго и непрерывно, сам собой нарастает довольно многочисленный круг «постоянных авторов», которые печатаются достаточно часто (некоторые раз в год, некоторые раз в два года). 

Так исторически сложилось, что большинство этих поэтов пишут в рифму, но далеко не все. Я не могу себе представить, что мы откажем кому-то... «нет-нет, это верлибр! какой ужас!» Так же не могу представить, чтобы Дмитрий Кузьмин мотивировал отказ в публикации тем, что это, дескать, силлабо-тоника (вопреки расхожим мнениям, в его поэтическом журнале «Воздух» далеко не одни верлибры).

Вы являетесь одним из авторов международного миротворческого проекта «НАШКРЫМ». Это антология стихов о Крыме, в которую вошли стихотворения 120 авторов из 10 стран. Название однозначно прочитывается, как антитеза известной идеологеме КРЫМНАШ, что и авторами, и в большинстве публикаций после выхода антологи в свет, так и было понято. Но в рецензии в «Литературной газете» (№8 от 25 февраля 2015 г.) было сказано о том, что это поэтическое миротворческое мероприятие вылилось, в результате, «в махровую бандеровщину». Мало того: «... никогда ни от кого не скрывали своих убеждений ни М. Айзенберг, ни М. Амелин, ни Е. Бунимович, ни А. Василевский, ни Г. Каневский, ни Г. Шульпяков. Это люди одного литературного круга, который можно с определённой долей приблизительности обозначить как «элитарно-либеральный». В народе, которому путь в эти круги заказан, они давно уже поняты как литературная часть «пятой колонны». Что, сегодня шельмование по причинам идеологическим, возвращается в моду? Каким вы видите проект НАШКРЫМ? Не жалеете сегодня, что в нем оказались?
Литературный круг-то может и один, да люди в нем разные; даже и в редакции «Нового мира». (Смайлик.) С разными «картинами мира» в голове. 

На ваш вопрос: «шельмование по причинам идеологическим возвращается в моду?», — отвечу: да, в некоторых изданиях «шельмование по причинам идеологическим возвращается в моду». И не только в периодике — Фейсбук дает нам сегодня выразительные примеры именно взаимного шельмования. 

Другое дело: не всегда тут сама причина идеологическая, есть и иные - личная неприязнь, уязвленное самолюбие, да мало ли чего еще в живом человеке понамешано.

Что касается проекта «НАШКРЫМ», то я не видел причин, почему бы мне в нем не участвовать. Стихотворение, связанное с Крымом, у меня вообще было одно (и то полуфантастическое); вот его и отдал в сборник.

(лермонтов едет в телеге и видит огни)
дрожащие огни лучины зажигают
богатые и бедные дворы
а те кто в них живут
(они не проезжают)
у них за кушаком такие топоры
они тебя хотят но странною любовью
рифмующейся с кровью
(сманили дурака)
с элегией в руке скачи скачи в телеге
дрожащие огни (не думай о ночлеге)
скорее проезжай
люби издалека

Эти ваши стихи написаны с очевидной тоской по взаимопониманию и миру. Не только между богатыми и бедными, городом и деревней. Чем болеет сегодня русская литература, поскольку отражает проблемы современного ей российского общества? Есть ли, на ваш взгляд, сегодня основные, знаковые, основополагающие в русской литературе темы? Они ведь не обязательно определяются по списку шорт-листов и победителей литературных конкурсов и премий.
Современная проза в целом — да, более или менее отражает. Совокупными усилиями. У нас в последние годы печатались остросоциальные романы о сегодняшней России, допустим, Виктора Ремизова «Воля вольная» или Бориса Екимова «Осень в Задонье». Другое дело, что — судя по редакционной почте — проза, написанная совсем уж «по горячим следам» событий, редко бывает художественно убедительной, должно какое-то время пройти. 

Еще об одной из очевидных литературно-общественных тенденций внятно высказалась в интервью поэт, прозаик, критик Мария Галина: «У нас вообще сейчас будет очень много мемуаров, потому что мемуарного возраста достигло очень благополучное поколение, чей самый плодотворный период жизни пришелся на наверное самый благополучный в истории ХХ века исторический отрезок – где все уцелели, где не было больших потрясений, но зато было много компромиссов с режимом, с идеологией, с социумом. И все будут писать про послевоенное детство, рукомойник у бабушки на даче, коммуналку ets. – это и психотерапия и такая подмена активной творческой работы, и, вообще безопасно, нетравматично и даже приветствуется – с учетом того же ностальгического вектора». 

Вообще, все «знаковое» в современной словесности как-то связано с СССР; по-разному, но так или иначе связано.

© RUNYweb.com

Теги: Андрей Василевский , интервью, Лица Современной Литературы

Просмотров: 9304

Вставить в блог

Оценить материал

Распечатать статью

Отправить другу



Добавить комментарий

Введите символы, изображенные на картинке в поле слева.
 
Оставить комментарий

0 комментариев

И Н Т Е Р В Ь Ю

НАЙТИ ДОКТОРА

Все видео

Новостная лента

Все новости