Оценить материал
Еще читать в этом разделе
- 11.30Средневековье — двигатель витражного прогресса. Витражи Чарльза Джея Конника
- 11.21Национальную книжную премию США получил Персиваль Эверетт, переписавший «Приключения Гекльберри Финна»
- 11.15Билл Клинтон выпустил книгу мемуаров 'Citizen', где прокомментировал свой роман с Моникой Левински
- 10.22Мемуары Алексея Навального опубликованы американским издательством Knopf
- 10.08Вышли в свет мемуары Мелании Трамп: о выборах, обысках и покушении на мужа
Галина Климова: «Каждый литератор хочет печататься...»
12 Декабря, 2014, Беседовал Геннадий Кацов
Галина Климова — поэт, переводчик, редактор. Фото © A. Stepanenko (ugolzreniia), 2013
Галина Климова — поэт, переводчик, редактор. C 2006 заведует отделом поэзии журнала «Дружба народов».
Родилась в Москве в семье служащих. С 1948 по 1966 год жила в Ногинске, окончила школу им. В.Г. Короленко. Первая публикация стихов в районной газете «Знамя коммунизма» (1965). Занималась в литобъединении при этой газете. Окончила географо-биологический факультет МГПИ им. В.И.Ленина (1972), Литинститут (семинар Евг. Винокурова) (1990). Как поэт дебютировала в 1965 году. Составитель антологий московской женской поэзии «Московская Муза». 1799-1997; Московская Муза. ХVII- ХХI; русско-болгарской антологии «Из жизни райского сада».
В 1998-2008 — организатор и ведущая литературного салона «Московская Муза». Секретарь Союза писателей Москвы, член Международного союза журналистов, работает научным редактором в издательстве «Большая Российская энциклопедия». Живёт в Москве.
Галина, я помню редакцию «Дружбы народов» середины 1980-х, когда мой приятель Алексей Парщиков там работал в отделе «Поэзия». Ни до, ни после этого с вашим журналом меня ничего не связывало, правда, до публикации в прошедшем июле в стихотворной подборке вместе с другими поэтами из США. То есть, сегодня «Дружба народов» — это сразу дружба континентами и материками. Кстати, в эти дни готовится к выпуску в США международный альманах НАШКРЫМ, основная идея которого: вывести спорную тему Крыма из области геополитики в область геопоэтики, и объединить под одной обложкой поэтов разных стран. Вы верите, особенно в нынешней напряженной ситуации в мире, в дружбу между народами? И насколько отдел «Поэзии» сегодня ставит перед собой задачи, которые уже столько десятилетий заявлены в названии журнала? Какие задачи у журнала вообще?
Было бы лицемерно работать в журнале «Дружба народов», не веря в ДРУЖБУ, а заодно и в НАРОДЫ, способные на эту ДРУЖБУ. Короче, верю! И меня не коробит от этого устаревшего идеологического названия. Может, потому, что исторически я — человек из СССР, и вступила в пору зенита жизни (но не судьбы!), когда грянула перестройка. В КПСС не состояла, хотя не раз предлагали и сулили карьерный рост (я работала научным редактором в идеологическом издательстве «Большая Советская энциклопедия», и в нашем дружном коллективе, как ни странно, коммунистов было чуть больше четверти, поэтому в партию — зазывали).
После 1991 года мое поколение оказалось в межвременье: до перестройки мы были еще молоды, и нас держали на коротком поводке якобы для будущих подвигов, а потом — в одночасье мы стали всего лишь презренным «совком», «отработанным паром», «отстоем» без прав на будущее и на карьеру. Знаменитый лозунг «Незаменимых нет!» ринулись отстаивать ретивые поколения молодых менеджеров… И — опоньки! Оказалось, есть незаменимые. К счастью, они есть/ В том числе «толстые» литературные журналы советских времен со всеми перипетиями их обреченного выживания. И «Дружба народов» — в первых рядах (журналу в этом году исполнилось 75 лет!), хотя отдельные «горячие головы» предлагали название «Вражда народов»… Но ни один из «толстяков» не изменил названия, и сегодня все — культурный феномен советского периода, часть национального культурного наследия типа раритет, а для наших интернет-внуков, похоже, скоро превратимся в антиквариат.
Сохранив внешне советский полиграфический аскетизм, тактические задачи журнала стали несколько иными, сфера интересов расширилась, а стратегия — изменилась.
Можно ли было мечтать о такого рода публикации, как «Ветер с Гудзона» («Дружба народов», 2014, № 6 -7)? Что это??? Да это антология современной поэзии русской Америки. Более 20 поэтов, хранителей и носителей традиций русского языка и русской поэзии в другом полушарии Земли. Дружим материками, странами, эпохами, и никакие океаны — природные или человеческие – не преграда, если мы говорим и видим сны на одном (рифмуется — на родном) языке. Эмигрантская поэзия на страницах «ДН»! В 2015 году готовится интереснейшая публикация «Поэзия белорусской эмиграции». Этого не было. Не было раньше ни этой ноты, ни этой ниши в работе журнала «Дружба народов».
В советское время много и плодотворно переводили с языков народов СССР, и школа художественного перевода была на высоте, и переводчикам платили достойные гонорары. А кроме всего, русский язык практически во всех республиках был языком межнационального общения. А сейчас перевод (коммерческая литература не в счет) — это или литературный атавизм, или — голый энтузиазм чудом сохранившихся литературных реликтов. И если с европейскими переводами все более или менее налаживается, так как сохранились традиции и еще живы мэтры, то со странами СНГ — все намного проблематичней. В государствах постсоветского пространства русский язык утратил свои позиции, ушло старшее поколение переводчиков художественной литературы, а на смену никто не пришел, «порвалась связь времен».
Писателям Средней Азии, Грузии, Армении, стран Балтии, пишущим на родном языке, по-прежнему хочется публиковаться (даже без гонорара), но в «толстых» журналах, в Москве, на русском языке. Писателям хочется выйти к широкому читателю, в том числе к русскоязычному, где бы он не жил. Наверняка, писателям еще хочется, чтобы их читали и по-английски, и по-немецки, и по-французски… но на русском — ближе во всех отношениях.
Что на сегодняшний день есть литературный процесс? Насколько отличны литпроцессы в реальном мире толстых журналов и альманахов, от виртуального бытования литературы в интернете? Ваша, редакторская, роль во всем этом? Ведь литпроцесс формируется не столько авторами, сколько критиками и редакторами периодических и книжных изданий, читательским спросом и вообще потребностями рынка, различными конкурсами и премиями.
В литпроцессе сегодня можно различить привычную реальность, которая ассоциируется с традиционными бумажными изданиями, и виртуальную составляющую, представленную мощными литературнымисерверами поэзия.ру, стихи.ру и др.
Это две параллельные вселенные, каждая — в системе своих координат. Несмотря на то, что средний уровень версификации в России довольно высок, экспертное литературное сообщество еще далеко от признания их равенства, есть предубеждения и дистанция. Уже несколько лет сервер стихи.ру вместе с редакцией газеты «Вечерняя Москва» проводят ежегодный конкурс на звание «Народный поэт» и «Народный писатель», участвуют тысячи непризнанных поэтов и прозаиков со всех концов света, пишущих на русском языке. Отдельные этапы конкурса транслируют по Интернету в программе «Вечерние стихи» в режиме он-лайн, и численности их аудитории можно позавидовать.
Меня иногда приглашают в жюри этого конкурса. Недавно я попросила для публикации в «Дружбе народов» стихи молодого поэта, получившего диплом «Народный поэт» и памятную статуэтку (почти Оскар). Победители конкурса могут рассчитывать на издание книги своих стихов (или прозы) — в твердом переплете. В Риге сервер stihi.lv тоже несколько лет проводит международный литературный конкурс «Кубок мира по русской поэзии». Наш журнал его поддерживает, и, должна признаться, художественный уровень очень даже. И в нашем журнале появилась коллективная публикация лауреатов этого конкурса ( см. ДН, 2013, №11). Пока это приятные исключения, неожиданные открытия.
В целом, к интернет-поэзии все-таки относятся как к самодеятельности, которая может быть на приличном уровне, но публика почему-то стремится попасть в профессиональный театр, и хочет наслаждаться мастерством профессиональных артистов.
Из сетевых изданий хочется упомянуть обнадеживающий журнал «Лиterraтура».
В формировании пресловутой «литературной обоймы» большую роль играют премии и фестивали; в поэзии, в первую очередь, национальные премии Поэт, Новая Пушкинская премия, Русская премия, Дебют, Венец и др.
Из фестивалей самый значительный и самый раскрученный — международный Волошинский фестиваль в Коктебеле, который проводят уже более 10 лет. Есть еще целая куча фестивалей поменьше и совсем маленьких, часто имитирующих литературную жизнь и литературу, метко названную С. Чуприниным «паралитературой».
Очень активны различные издательства, выпускающие весьма престижные и известные поэтические серии, среди таких издательств — «Время», «Воймега», «Русский Гулливер», «Пушкинский фонд», НЛО, «Прогресс-Плеяда», «Самокат», «Водолей» и др.
Судя по тем же «Журнальному залу» и «Читальному залу», журналы в провинции сегодня составили серьезную конкуренцию столичным литжурналам. Есть ли между отделами поэзии разных журналов какая-то связь, соревнование, или вы можете оценить работу друг друга только в «залах»? Осталось ли сегодня в силе такое понятие, как «престижная публикация», и что это значит? Что такое «провинциальное» и «столичное» издания в России 2014 года?
Я отношусь к тем литераторам, для которых понятия «провинциальный» журнал или «провинциальная» литература не имеют отрицательной коннотации. Это вопрос географии: провинциальный — это всего лишь не столичный, не московский и не питерский, это — региональный журнал, выходящий, допустим, в Татарстане, Башкирии, на Урале, Северном Кавказе, в Сибири, Карелии и т.д. Многие провинциальные литературные журналы — весьма качественные издания. Здорово!
Они и полиграфически очень продвинуты (отличная печать, цветные портреты, вклейки и проч.), и по содержательной части держат высокую планку, интересно структурированы разнообразными, иногда весьма неожиданными, рубриками. Их тиражи часто превосходят тиражи «толстых» литературных журналов. Особенно привлекательны — «Урал» (Екатеринбург), «Бельские просторы» ( Башкортостан), «Север» (Петрозаводск), «Сибирские огни» ( Новосибирск), «Ивдель»(Казань), «Вайнах»(Чечня, Грозный), «Волга-ХХI век» (Саратов) и др. С некоторыми журналами есть личный контакт, например, с журналами «Сибирские огни», «Ивдель», «Бельские просторы». Я знакома с редакторами и авторами этих журналов.
Каждый литератор хочет печататься. Начинающие и малоизвестные авторы часто делают «веерный вброс» во все литературные журналы, не читая и даже не заглядывая туда. Нередко сами журналы выбирают автора и делают ему предложение. Существует и неиссякаемый, бессмертный «самотёк», откуда иногда удается выудить вполне себе подходящую рыбку. Мои московские друзья и коллеги, кто без комплексов, также печатаются в провинциальных журналах, а провинциалы, конечно, мечтают о публикациях в Москве или Питере, хотя «местного патриотизма» им не занимать и своих «не сдадут».
Из сравнительно новых литературных журналов упорно вспоминаются «Гвидеон» и «Homo Legens». Литераторы с радостью печатаются в «Новом журнале», «Интерпоэзии», в «Гостиной», и алаверды — «все флаги в гости будут к нам». Здесь — не вопрос престижа, здесь — только вопрос качества. Но до сих пор не изжита ревность между столицами — Москвой и Питером: сошлись московский стиль и петербургская школа. Соответствовать этому получается не у всех.
Я очень сочувственно отношусь к провинции в целом. Может, потому, что выросла в подмосковном Ногинске, еще сохранявшем тогда незабываемую атмосферу деревянных домиков с наличниками и полисадами, где цвели золотые шары, астры и бархатцы, где легко было подчиниться неспешному ритму и образу жизни, и обстоятельным человеческим отношениям, еще не осложненным соблазнами и искушениями столицы.
Интересно, что на Западе университеты, университетские издательские дома в немалой степени формируют литературный процесс. Это живое, актуальное дело, в котором существуют как начинающие авторы, так и мэтры. Попасть в коллективный университетский сборник или выйти отдельной книгой в University of Illinois Press, Princeton University Press или University of Minnesota Press дорогого стоит. Почему в России в этом плане ничего не меняется десятилетиями и до сих пор университеты и институты не играют, практически, никакой роли в формировании литпроцесса? При том, что огромное количество молодых авторов с публикациями он-лайн и в литжурналах — студенты.
Врасплох застали. Видимо, так исторически сложилось. Может, потому, что поэзия за рубежом — это почти филология, а у нас поэзия — нечто сакральное, выходящее за рамки университетской науки.
Еще недавно в Литературном институте выпускали альманах «Тверской бульвар, 25». Больше ни о чем не слышала.
А какова надежда стать в современной России молодому человеку известным? При мизерных тиражах, при слабой системе распространения (кстати, попросил знакомую приобрести в Москве 7-й номер «Дружбы народов» - сделать это в июле оказалось, практически, делом невозможным: ни по заказу в редакции, ни в газетных киосках), при сравнительно небольшом количестве периодических изданий и немалом – известных, признанных авторов, рукописи которых в редакторском порфеле плотно упакованы на месяцы вперед? При критиках и литературоведах, обслуживающих либо «свой» авторский корпус, либо уже пристегнутых к какому-то изданию? Есть, конечно, надежда на всеохватный интернет или на победу в интернет-конкурсе, но к ним, как вы уже отметили, существует предубеждение со стороны профессионалов и маститых литераторов.
Сегодня молодому человеку, сочинителю стихов или прозы, войти в литературу много проще и легче, чем во времена социализма или чем человеку после 40 лет, а уж после 50… Молодых пестуют, ждут, ищут, награждают, издают книги, посвящают номера «толстых» журналов, рубрики «Проба пера» «Первая публикация» и т.п.
Сегодня время молодых авторов — на их улице праздник.
Ежегодно более 10 лет Фонд Сергея Александровича Филатова (ФСЭИП) отбирает (с предварительным рецензированием) свыше 100 человек из России и стран ближнего зарубежья на недельный Форум молодых писателей, где жесткое расписание лекций, семинаров и мастер-классов, которые ведут редакторы «толстых» журналов, издатели художественной литературы, известные поэты, писатели, драматурги, критики и журналисты. Похожие семинары для молодежи проводит Союз писателей Москвы. Наверное, и Союз писателей России (он самый богатый из 6 Союзов писателей) не отстает. У них свои журналы, конкурсы и награды. Молодым быть — хорошо!
В 1998-2008 годах вы были организатором и ведущей литературного салона «Московская Муза». Салоны, поэтические чтения, презентации, вечера синтетического искусства в жанре экфрасиса, когда совместно выступают литераторы, музыканты, художники, танцовщики – в духе хэппенинга и перформанса. В последние годы перед моим отъездом из Москвы, в годы Перестройки, это было очень популярно. Что собой представляет «салонная» Москва? Кто в моде? Между прочим, сохранилось ли понятие «квартирника», когда музыканта приглашают спеть для узкого круга поклонников в домашних условиях? Вспоминаю, как у меня в однокомнатной квартире в Текстильщиках собралось человек пятьдесят на концерт Саши Башлачева. Это был второй концерт Башлачева в Москве, год 1985-й, после первого московского Сашиного концерта в квартире художника Николы Овчинникова. Жива ли традиция? Вы ведь в одном из интервью заметили: «Ситуация в поэзии в начале XXI века очень напоминает поэтическую жизнь Серебряного века: то же разнообразие направлений в поэзии, огромное количество литературных кружков, поэтических объединений и салонов...»
В Москве поэтическая жизнь кипит. Не знаешь, куда идти: то ли на выступление подруги, то ли к «молодым», то ли к «заезжим». Почти у каждого свои предпочтения: любимые залы, салоны, поэты. На мой взгляд, один из самых популярных и «намоленных» залов — Булгаковский центр на Садовой, в знаменитом булгаковском доме. Залы ЦДЛ потеряли свою аудиторию, зато появились замечательный салон «Классики XXI века», зал «Дача на Покровке» и др.
Литераторы выступают в библиотеках, в институтах, в кафе, в музеях, особенно активизировался музей Серебряного века, не отстают музей Марины Цветаевой и Литературный музей в Трубниках. Интересно работает «Литературная гостиная» Союза писателей Москвы. Поэты читают в залах Дома художника. Выступают в сопровождении гитары и даже дудука… Поют свои стихи без сопровождения, выстраивают поэтические диалоги. Заезжие поэты, конечно, привлекают: А.Кабанов. Б.Кенжеев, А.Цветков, А.Грицман и др.
«Квартирники» были актуальны, когда все было «нельзя», все было запрещено и подцензурно. Сейчас — другое время.
Есть ли сегодня интерес к поэзии? И к какой поэзии? На мой взгляд, сейчас, после десятилетий увлечения так называемым верлибром, куда входит все, что угодно, вплоть до прозы, написанной в столбик, наблюдается возвращение к конвенциональному, регулярному русскому стиху. Рифма возвращается в моду, равно, как и пять основных силлабических размеров. Возможно, у вас иные ощущения, но будем говорить так: осталось ли в силе противостояние, допустим, журнала «Воздух» и русской поэтической традиции, в лице «Дружбы народов», «Знамени», «Нового мира»?
Поскольку обитаю в литературной среде, мне кажется, что интерес к поэзии никуда не ушел, особенно если это — ПОЭЗИЯ. Этот интерес выражается по-иному, чем в эпоху громкой славы «эстрадной поэзии» или ее соперницы — «тихой лирики». Поэзия и массовость — вещи несовместные, хотя иногда хочется, чтобы поэзию любили не меньше, чем футбол. Раньше говорили, что поэзия аристократична, сейчас говорят о ее маргинальности. Всё стало очень узко, камерно, при желании можно чувствовать себя божьим избранником или изгоем, хотя много шумных фестивалей, где народ читает, тусуется и оттягивается на полную катушку. Но это — яркие праздники, а в будни в малых залах одни стихотворцы читают, другие стихотворцы – как правило, немногочисленная группа поддержки — слушают; потом они меняются местами. Цеховая солидарность. Редкая залетная птица — ЧИТАТЕЛЬ, любитель поэзии.
Верлибр живуч, хотя почти не приживается на наших тучных черноземах. Его безответственный километраж длится, безликий верлибропоток все течет, но никуда не впадает. Графоманы — мастера стерилизованных верлибров, начисто лишенных поэзии. Начинающие авторы тоже либо верлибристы, либо минималисты.
Верлибрами бредят и прозаики, рискнувшие внезапно обратиться в поэтов, выписывая прозу столбиком. Редко кому удаются верлибры: их мелодика и своеобразная ритмика, и свободное пространство, в котором растворено вещество поэзии. Традиционный стих, слава богу, не умер, и рифма никуда не ушла, хотя временами могла поднадоесть, примелькаться, раздражая нестерпимым постоянством созвучий, давно ставших штампами. Хотя виртуозная версификация, которая иногда встречается в современной русской поэзии, обновила традиционную поэтику и предлагает невероятные варианты. Сколько поэтов — столько и вариантов. Сейчас в редакцию присылают в основном регулярные стихи, ощутимо прозаизированные, не столь многословные и без метафорических излишеств. Скупее стали писать, бережней. Как любят выражаться критики, появилась другая оптика. И этот свежий взгляд радует.
Относительно противостояния с журналом «Воздух»: баталии вроде бы поутихли, и «пусть расцветают все цветы», и все — дышат, каждый своим воздухом…
... Собачее отродье, сучьи дети,
за озверелость сердца и ума
бегите нас, холодных, как зима,
бродячих, бешеных, бездомных на планете,
на той, что Шариком звалась сама.
Ваше замечательное стихотворение о собаках, вернее, о том, что человек хуже озверевшего пса, с концовкой, мол, да и планета наша — Шариков. Этакий вариант гомункулуса из «Собачьего сердца», скотский, бессмысленный и беспощадный. Вы пессимист? Вы верите в «дружбу народов» и в то, что человек есть венец природы? Что, по вашему, означает нередко упоминаемое (кстати, вырванное из контекста) высказывание Теодора Адорно: «Писать стихи после Освенцима — это варварство»? Но ведь пишем. И публикуем.
Да, и стихи пишут, и музыку, и картины, и фильмы снимают. Парадоксальное высказывание Теодора Одорно уже больше, чем полвека тревожит мысль и совесть. Этично ли писать? Этично ли не писать? Что аморально: предать забвению жертвы Освенцима, Гулага, Хиросимы, событий 11 сентября в Америке — или писать о жертвах, их страданиях и судьбах, увековечивая в памяти человечества. Трагедия — всегда и везде — мощнейший творческий импульс. Этого не отменить и не изменить. Да, и само место памяти — пантеон, мемориал, музей, церковь или кладбище с обычной могилой, проросшей травой и цветами, — образ, многажды воспетый художниками.
Кладбищенской земляники
Вкуснее и слаще нет.
Цинично? Да нет. И цветы, и трава, и деревья с поющими птицами, и земляника — все продолжает жизнь и длит память о погибших и ушедших. Страдание и радость — они часто ходят рядом и вместе.
Можно сказать ( и говорят!), что после Пушкина, после Пастернака или после Цветаевой... писать стихи никак не возможно. Кто-то не пишет, а кто-то пишет. Вопрос: КАК ПИСАТЬ?
Можно быть пессимистом, можно – оптимистом, но человек – со всеми потрохами, каким бы ни был – венец творенья, хотя все венцы разные...
О сборнике «Московская муза. 1799-1977», в котором вы были составителем? Вы неоднократно утверждали, что этот сборник перевернул вашу жизнь. Прежде всего, это означает, что к такому перевороту вы были тогда готовы. И, во-вторых, что с вами необычного в результате подготовки этого сборника произошло? Ведь это замечательно, когда в судьбе человека есть четко зафиксированное событие, после которого он начал жить по-новому.
Антология московской женской поэзии «Московская муза 1799-1997» (М., Искусство, 1998) круто изменила мою размеренную жизнь. Стрелка компаса бесповоротно повернулась в сторону литературы. Почти два года я работала над книгой, собирала стихи о Москве, любви и творчестве, написанные женщинами, чья судьба была связана с Москвой. Почему с Москвой? К юбилею Москвы получила предложение от издательства составить сборник стихов о Москве, но скучно было готовить очередную «братскую могилу». В то время я увлекалась феминизмом, была даже вице-президентомпервого в России филиала женской организации «Зонта Интернейшнл», созданной в Америке в начале 20-го века.
Вот этот мой феминистский порыв — первый и последний — реализовался в антологии «Московская муза». Отбор стихов, поиск поэтесс от первого до десятого рядов — весь процесс работы был настолько захватывающим, что я не замечала ни дня ни ночи, ни зимы ни лета. Сколько случилось знакомств и встреч, о которых я даже не мечтала! Сколько поэтесс, поэтов (если по-цветаевски) и поэток (моё любимое определяющее слово, идущее из славянских языков) стали реально близки, притягательны, дороги и — наоборот, кто-то оказался противопоказан, несовместим не только со мной, но, главное, с книгой.
Моя литературная неизвестность (к тому времени у меня вышли пара публикаций да тонюсенькая книга стихов «До востребования») работала на меня: легче было найти общий язык — ни с кем не дружа, ни с кем не враждую. Но я не представляла, что бросаюсь даже не в омут, а прямиком — в кипящий котел, откуда выныривали вживую только в сказках.
Но моя сказка с хорошим концом! Впечатления будоражили, оглоушивали, потрясали! Какие имена и личности, разговоры, коллизии, зависть, гордость, благородство, жертвенность, снисходительность, скепсис... Сколько страстей! Я никогда не жила такой бурной литературной жизнью, это очень вдохновляло, и я тоже, на высоком градусе горения, зажигала среди московских муз. Между нами была искра. Шёл ток! Семён Липкин однажды пошутил: «Где бы нам найти свою Галю Климову, чтобы собрала антологию мужской поэзии?»
А сколько было переживаний, когда издательство, заказавшее книгу, разорилось, и я с готовой версткой в 400 страниц оказалась на улице, как сирота подзаборная. Хождение по издательствам — хождение по мукам. И только счастливый случай помог мне, уже отчаявшейся, издать антологию. А дальше пошло-поехало: презентации, выступления в стране и за рубежом, фестивали, публикации.
Сам собой организовался поэтический салон «Московская муза». Меня поддержала Римма Казакова, которая тогда возглавляла Союз писателей Москвы, Центральный дом литераторов предоставил зал. И следующие десять лет салон «Московская муза» приглашал к себе гостей, среди которых были не только поэтки, поэтессы и женщины-поэты, но и музыканты, певцы, барды, актеры. Мы говорили о поэтах прошлого и о современницах, об их трагических судьбах, читали их стихи и стихи, посвященные им. Особенно запомнился вечер, посвященный женской лагерной поэзии. Яблоку негде было упасть!
В 2005 году мне удалось выпустить второе (дополненное, расширенное, с фотографиями) издание «Московской музы. XVII –XXI вв.», которое открывается плачем Ксении Годуновой, написанным в 1605 году.
За оба издания меня наградили премией Союза писателей Москвы «Венец».
Но всему свое время. В 2007 году я получила приглашение работать в журнале «Дружба народов» и сразу же согласилась (не взирая на символическую зарплату), хотя географию в «Большой российской энциклопедии» оставить так и не смогла, только перешла уже в другой режим. В 2008 году я приняла решение закрыть поэтический салон «Московская муза».
Вы составили в содружестве с болгарами поэтическую антологию «Из жизни райского сада»: стихи о рае, его героях и событиях райской жизни. Она вышла на двух языках. Прежде всего, когда два человека, тем более два народа, говорят на одну и ту же тему, говорят они по-разному. Чем отличается Рай русского от Рая болгарина? Есть ведь большая разница в работах на тему Рая, к примеру, у В.Васнецова и Чюрлениса. Как создавалась эта антология? И почему только с болгарами?
Лето 2000 года назвали «Болгарским летом «Московской музы» и в болгарской, и в московской прессе. После успешного турне по городам и университетам Болгарии московские стихотворицы улетали из Варны. В Болгарии было легко читать стихи по-русски — здесь тебя понимали.
Прощаясь, обещали писать, переводить, дружить. И когда все уже было обозначено, в последний неловкий миг расставания писатель Ангел Ангелов, внезапно, почти шепотом спросил:
— Может, затеять какой-то проект? Вместе сделать книгу?
Я обняла его и быстро наговорила:
— Да, да, конечно, я даже знаю какую: поэтическую антологию «Из жизни райского сада». Я уже собрала русскую классику, остались советские поэты и современники. Хотела в Москве издать, но давай вместе, билингва. Потрясающе! Вы православные, мы православные, на дворе год 2000-летия христианства. Только денег — ни гроша…
— Издавать будем у нас, - уже из-за кордона кричал Ангел,- здесь дешевле. Деньги найдем!
В Москве я не могла ни есть, ни спать от забот по организации антологии, которая завязла на «нулевом цикле». К осени в Варне ждали уже готовый макет. А у меня ни людей, ни денег. Только пара флаконов роскошных французских духов. Но за духи мне когда-то сверстали «Московскую музу», — и я почувствовала себя на коне.
Всюду говорила о проекте, объясняла ситуацию, и через несколько дней позвонил мой приятель, художник книги Игорь Тер-Аракелян. Я дружила и с ним и с его мамой, поэтессой Ириной Волобуевой.
— Всем о книжке уже раззвонила, художника ищешь, а мне ни слова?
— Да мне нечего тебе предложить, нет ни денег, ни договора, и вообще, все может рухнуть.
- Но мы же друзья, при чем тут деньги. Задумка красивая, и название – супер. Приходи, обсудим.
Так все и закрутилось. Игорь стал и верстальщиком, и художником. Это его идея – книга-перевертыш, без конца и без начала, закольцованная, как и сам райский сад.
Работали очень плотно, и вокруг распространялась такая благодать, такая радость, что стало ясно — это Божье дело, это — чудо.
Римма Казакова познакомила с бизнес-вумен Лидией Анискович, писавшей стихи и песни. За ужином у Риммы я показала верстку и рассказала, что через неделю беру отпуск за свой счет и лечу в Варну без копейки денег, но с намерением издать книгу.
— А сколько нужно?
— Да калькуляции еще нет, но за верстку и за макет надо уже платить.
— Ну, примерно…
Я помолчала, поежилась и посмотрела на Римму.
— Говори, Лида поможет.
Стало совсем неловко, но я смогла произнести:
— 500
— И всего-то? — развеселилась Лида. — Берите, ведь благое дело.
Она протянула пять стодолларовых купюр.
— Могу больше, не стесняйтесь!
— Нет, спасибо, - совсем стушевалась я. - Хотите, расписку напишу.
— Не смешите, - оборвала Лида, — я же не в долг даю, а на хорошую книгу денег не жалко. А то, что книжка будет хорошей, уже сейчас чую. Вот, когда издадите, пригласите на презентацию, я в Болгарии не была.
В Варну я прилетела в начале ноября, как обещала, с готовым макетом. Ангел встретил в аэропорту. Как заводная кукла, я верещала только об антологии, поскольку была «в материале»:
— Сколько у вас авторов? Какой объем? Сколько стихотворений? Чье самое раннее?
— Да подожди ты, — вернул меня на землю Ангел, — сначала передохни, погуляй, а дня через два обсудим.
— Что? Через два дня? Я два месяца стояла на ушах, подняла на ноги пол-Москвы, такую волну нагнала, что все, как будто на заказ, строчили стихи о райском саде, до сих пор резонанс идет, звонят и шлют, прямо сериал какой-то. Покажи, что сделал!
— Успокойся, с собой у меня ничего нет, но дома….
— Поехали к тебе домой.
— Ну, потерпи хотя бы до вечера. Поужинаем в «Капитане», я тебя познакомлю с Панко Анчевым, он философ, литературовед, знаток болгарской поэзии. Панко нам очень нужен, обещал предисловие написать.
— Хорошо, до вечера потерплю, но без стихов не приходи.
Я сразу нашла эту парочку в «Капитане». Панко Анчев смотрел на меня в упор. «Рентгенодиагностика», — мелькнуло в голове. И стала так же откровенно разглядывать его библейские глаза, лицо аскета, - живая икона. По внешним данным подходит для антологии, — иронизировала я про себя.
Ракию все подливали и подливали, но усыпить мою бдительность было нельзя. Не для того прилетела.
— Ангеле, хватит, показывай болгарскую часть!
Панко держал улыбку, как держат удар, пока Ангел копался в портфеле, откуда извлек десяток измятых листов. Сотрясая над столом воздух, он взмолился:
— Не сердись, Галя, я все-таки прозаик, не мое это дело, а Панко все доведет до конца.
Я онемела. А потом пошла в рукопашную.
— Так вот вы какие, братья славяне! Вот как болгары слово держат!
Посетители заинтересованно прислушивались, — здесь понимали по-русски. И я заткнулась.
Панко Анчев наполнил до краев мою рюмку, и после «здравей» стал спокойно и деловито расспрашивать об издании, концепции и композиции, принципах отбора стихов, авторском составе и, наконец, — что такое райский сад в моем понимании как составителя? Долго рассуждали об Адаме и Еве, любовном треугольнике и силе искушения, о первородном грехе, добре и зле познания. Я дала прочитать свое предисловие к русской части. В меняющемся рельефе его лица и блеске глаз проступили доверие и заинтересованность.
- Не переживай, сделаем.
- Когда? Завтра я встречаюсь с консулом, он обещал помочь. Что я ему покажу? А через я неделю улетаю.
- Не волнуйся, еще до твоего отъезда я положу на стол нашу часть. Обещаю. А к консулу пойдем вместе.
И Панко сдержал слово. И замечательный Леонид Сергеевич Баснин, российский генконсул в Варне, очень помог. Все получилось. В Варне, Бургасе, Шумене, Добриче и, конечно, в Москве прошли презентации, а главная — состоялась в Софии на Рождество!
Я привезла в Москву 150 килограммов книг «Из жизни райского сада». Была хорошая пресса и в России, и в Болгарии. В Москве, в Библиотеке иностранной литературы я спросила, когда в последний раз издавали русско-болгарский сборник стихов и по какой тематике?
— Сорок лет назад вышел сборник, посвященный строительству социализма в наших странах.
Как изменился мир, хотя еще живы мы, писавшие, читавшие и учившие наизусть стихи о социализме, а теперь о райском саде, о детской радости Эдема. И как непохожи представлениях о райском саде в болгарской и русской поэзии.
Русский рай — это божественный образ, модель безгреховного мира, где все дышит благодатью святого духа, никто никого не ест, но все блаженны и сыты, только не рвите яблок.
Для болгар райский сад — это материальный образ, это щедрый плодоносный конкретный сад — яблоневый или персиковый, где в изобилии — сочные спелые плоды на деревьях, т.е. сад — как мечта о плодородии, о земном благополучии, от которого так зависит земная жизнь.
В таком случае, представьте, что вы попали в Рай. Благодаря, допустим, той же антологии. Дело-то богоугодное. И в Раю вам предлагают либо задать вопрос самой, либо на вопрос ответить. Какой вопрос вы бы задали представителю райского иммиграционного отдела? И какой вопрос первым вы хотели бы услышать в райской канцелярии?
Сначала спросят документы…Может, к тому моменту введут безвизовый режим? Или отменят санкции? В общем, надо быть готовой ко всему и верить.
Галина Климова в антологии НАШКРЫМ > > >
© RUNYweb.com
Тяжелобольной продюсер Харви Вайнштейн, находящийся в тюрьме, подал в суд на город Нью-Йорк и его систему здравоохранения. Иск подразумевает возмещение вреда физическому и психологическому здоровью на сумму $5 млн...
Новый онлайн-музей перемещенного и трофейного искусства, основанный в Соединенных Штатах бывшим журналистом Джейсоном Фелчем, претендует на статус главного в этой сфере архива — а заодно еще и борется с контрабандой на арт-рынке...
Канье Уэст вновь удивил поклонников, неожиданно выпустив клип на песню «Bomb», где главными звездами стали его дочери — 11-летняя Норт и 6-летняя Чикаго. Видео показывает футуристическую гонку по пустыне...
Новая картина картина Роберта Земекиса 'Here' основана на одноименном графическом романе Ричарда Макгуайра, действие которого разворачивается в одной точке с доисторических времен...
Актриса Хейли Стейнфилд и квотербек Buffalo Bills Джош Аллен объявили о своей помолвке. Пара опубликовала совместный пост в Instagram с лаконичной подписью: «11-22-24» и романтичной фотографией с предложения руки и сердце...
Первый в истории русской иммиграции в Америке общинный мемориальный дом «Лисовецкий» – это место, где в скорбную минуту ухода родного человека, вы будете обеспеченны самой добросовестной помощью на родном языке
Профессиональная видео-съемка и монтаж видео. Телефоны: 1(518) 365-1460, 1(518) 365-3907; e-mail: olegasaulenko@gmail.com
Добавить комментарий
0 комментариев