Геннадий Беззубов: «Единственная тема поэта – это его собственная жизнь!»

27 Декабря, 2013, Беседовал Геннадий Кацов

Геннадий Беззубов — израильский поэт, журналист. Фото с сайта jerusalem-korczak-home.com

Геннадий Беззубов — израильский поэт, журналист. Родился в 1946 году в Москве. Жил в Киеве и Ленинграде. Окончил Киевский институт культуры, работал в киевских и ленинградских газетах. С 1990 г. в Иерусалиме.
Автор изданных в Иерусалиме книг: «Амнистия слова» (1992), «Случайный свидетель» (1997), «Полдень: Поэма» (1997), «Вместо дружеских писем» (2001), «Позднее среднегорье» (Иерусалим, «Швиль», 5766/2006).
Публикации: до 1987 года — журналы ленинградского самиздата и антология К. Кузьминского «У Голубой лагуны», после 1987 — журналы «Новый мир», «22», «Ариэль», «Иерусалимский журнал», «Новый век», «Интерпоэзия», альманахи — «День поэзии», «Молодой Ленинград», «Скопус-2», «Иерусалимский поэтический альманах», «Егупец», антологии — «Строфы века», «Самиздат века», «Свет двуединый», «Сто русских поэтов о Киеве», «Ориентация на местности», «Освобождённый Улисс», «Антология поэзии Израиль 2005».
Переводы с иврита опубликованы в «Антологии ивритской литературы».

Геннадий, в Америке, говорящей по-русски, вас знают как журналиста и политического обозревателя. В Израиле вы известны еще и как поэт. Кто был в вашей судьбе раньше: литератор или журналист?
Стихи сочинять я начал в возрасте 14-ти лет, задолго до того, как , уже 25-летним, стал писать о баскетболе для киевской "Спортивной газеты". Второе произошло в силу ряда обстоятельств, тогда как первое было следствием причин, скорее, органических. Баскетбольным обозревателем "Спортивной газеты" я был 15 лет, потом, после переезда в Ленинград, работал в газете "Смена", а перед отъездом в Израиль был редактором первой ленинградской еврейской газеты "Восход". В Израиле, после серии первоначальных попыток прижиться в газетах, пришел на радио, где и остался. Какое-то время поработал и на телевидении.

Что касается стихов, то недавно вышедшая книга "Любитель дальних мест" – это моя пятая книга, изданная в Израиле типографским способом. Говорю "типографским", потому что до этого были еще 8 рукописных книг, сделанных собственноручно, в силу естественной для автора необходимости, при советской власти, загнавшей нас всех в литературное подполье. Там, в этом подполье, конечно, выходили самиздатские журналы, и в них можно было увидеть и мои тексты. Потом все переменилось, и печатный станок давно уже доступен всем, со всеми последствиями. Об Интернете не говорю.

Кстати, в Америку мои стихи попали еще в 1967 году. Интересный был год. В ленинградском "Дне поэзии" напечатали стихи Бродского "Памяти Элиота", а я, работая в библиотеке Академии наук УССР, читал в имевшемся там журнале "Современные записки" роман "Дар" неведомого мне В.Сирина…

Да, а со стихами история такая: я, как и другие киевские молодые литераторы, посещал литературную стадию "Сяйво"(ее руководитель, полковник-танкист и герой войны Анатолий Яковлевич Гельман выбил для студии даже помещение на бывшей даче Хрущева). И тут сообщили, что с нами пожелал встретиться гостящий в стране американский поэт-лауреат Стенли Куниц. На дачу Хрущева прибыла вереница черных "Волг", в одной из них сидел неведомый нам Куниц с переводчиком, в остальных - понятно кто. Маленький лысый Куниц, некоторое время порассуждав о поэзии, предложил присутствующим почитать стихи. Одно из прочитанных мною стихотворений называлось "Мандельштам". Куниц, придя от него в непонятный мне восторг, потребовал экземпляр – я не отказал. (Много позже, уже в Израиле я узнал, что Куниц Мандельштама переводил – с подстрочника, конечно, русского-то он не знал, несмотря на происхождение его еврейских родителей). Что он делал потом с этим текстом в Америке, не знаю. А студию "Сяйво" через две недели закрыли навсегда – без объяснения причин.

Израилю – 65 лет, и все эти годы он находится в состоянии войны с ближайшими соседями. Насколько военная тема, тема безопасности и выживания доминируют в израильской литературе? В русско-израильской?
Тема эта заметна, да и может ли быть иначе, если почти любая израильская семья непосредственно причастна и к службе в армии, и к войнам, и все, более-менее, понимают, что такое выживание и террор. Так ли уж все? Я отнюдь не считаю себя знатоком израильской литературы на иврите, но мне кажется, что для многих ее авторов характерно известное мазохистское искажение взгляда, из-за которого доминирующим мотивом становится мифическая "правота" арабов, а у многих других просто превалируют конъюнктурные соображения (без как минимум всаженной в сюжет любви между арабом и еврейкой ни премии не получишь, ни сценарий не экранизируешь). В израильской литературе на русском языке ситуация другая. Здесь врага могут назвать врагом, не боясь обструкции и ее последствий. Хотя и здесь есть свои штампы, с непременным, погибшим в теракте героем (героиней). Но воплощение названной темы вполне способно впечатлять всерьез, в исполнении и серьезного писателя, скажем, Марка Зайчика, и способного беллетриста, скажем, Алекса Тарна.

Если говорить о тематике ваших текстов, вы могли бы выделить основные темы? И какова их динамика, то есть какие-то темы с годами могут отходить на задний план, а иные – со временем образовать основной корпус стихов.
На мой взгляд, единственная тема поэта – это его собственная жизнь, на том, если можно выразиться, фоне, на каком она протекает: на фоне времени, фоне пейзажном, историческом, любом ином. При этом, предметом может стать как наблюдаемое автором, слышимое, осязаемое, обоняемое, то есть реальные приметы времени и места, так и переживаемое им в исторической или личной перспективе. Что же касается динамики, то она, в моем случае, носит исключительно географический характер. Поэт ведь, извините за банальность, как чукча – поет то, что видит. Поэтому имеются, так сказать, станции такого наблюдения – Киев, Ленинград, Иерусалим, и из Иерусалима, как с конечной станции, можно взирать на весь предыдущий маршрут, как и вообще на все, тем особым взглядом, который дается человеку только здесь, в этом единственном месте.

Постоянно, едва заходит речь об израильской русскоязычной литературе, возникает тема о пристутсвии в ней некоей особой левантийской ноты. Как бы вы определили эту ноту и насколько вы ее слышите?
Левант – общее название стран, прилегающих к восточной части Средиземного моря. То есть, это, помимо Израиля, Греция, Кипр, Турция, Сирия, Ливан и Египет. Должен сказать сразу – я этой мифической ноты не слышу, и где она присутствует или должна присутствовать, не знаю. Имеет ли она, например, отношение к пресловутой левантийской лени? Что у меня, к примеру, общего с сирийским стихотворцем по прозвищу Адонис, не так давно выдвигавшимся на Нобелевскую премию? Возможно, правда, нота присутствует в области кулинарной – не так давно Ливан собирался вчинить Израилю иск за то, что евреи посмели называть хумус израильским национальным блюдом – а он ведь принадлежит только арабам… Левантийскую или средиземноморскую ноту в литературе изобрели, по-моему, любители Кавафиса, нуждавшиеся, как видно, в какой-то подпорке, за неимением внятной принадлежности Земле Израиля. Им это, наверно, помогало. Ну и на здоровье. Я в этом совершенно не нуждаюсь.

Влияние современной русской литературы на русскоязычную в Израиле можно предположить с высокой вероятностью. Ощущаете ли вы, что пишущие в Израиле русские литераторы влияют на сегодняшний литературный процесс России? Вопрос не праздный, поскольку имена Губермана, Рубиной, Гробмана широко известны; в Израиле выходят периодические литературные альманахи, издаются поэзия и проза; да, и общение, благодаря интернету и соцсетям, при желании может быть ежеминутным.
Как влияет на нас здесь современная русская литература, мне трудно судить, поскольку с литературой этой я знаком мало. Имею в виду прозу, которую читать мне просто некогда. Стихи, напротив, я читать стараюсь, чтобы представлять, что пишут по-русски на одной шестой части земного шара и в других местах. Но то, что я читаю в "Журнальном зале", меня, как правило, удручает – уровень крайне низок, и влиять на что-либо все это, по определению, не может. Есть, конечно, исключения, но немногочисленные. Да, Кушнер, Цветков, Стратановский, Шельвах, Кенжеев продолжают работать в разных точках мира, но они-то уже, наверно, повлияли на то, на что могли повлиять. О возможном же воздействии израильской русскоязычной литературы можно только догадываться, для этого нужны, наверно, специальные исследования, и предугадывать их я не берусь. Широкая известность какого-либо имени еще ни о чем не говорит, поскольку обусловлена, как правило, причинами не совсем литературными. Но в целом, как мне кажется, то, что пишется и публикуется на русском языке в Израиле, выглядит достойно. Имею в виду общую картину, в которой выделяется ряд серьезных авторов. Приводить здесь списки мне не хочется, но если бы мне, скажем, пришлось составлять "израильский" номер толстого литературного журнала, то имен вполне хватило бы, и читателю, я уверен, не было бы скучно.

Один из моих любимых стихов в вашем последнем поэтическом сборнике «Любитель давних мест» - «На лестнице, где счетчики жужжат...» В нем поразительная концовка: «... На лестнице, где дух бензинный в танке. / Ты там сидел? Да нет, не довелось.» Вот такое вплотную приближение к самому себе и к читателю, прямое высказывание дорогого стоит (кстати, вы в этом стихе упоминаете и Георгия Иванова, часто подчеркивавшего в своих текстах прямую речь). Нет ли у вас ощущения, что литературный мир устал сегодня от постмодернистских изысков, от авангардных экспериментов?
Не знаю как литературный мир, а я лично от этого устал давно, и не от экспериментов вовсе, а от бесконечной профанации. Литературные игры, "второй", "третий" и еще не знаю какой по счету "авангард", перепевы обериутов… А сказать-то нечего. Тот, кому есть что сказать, говорит, и прямое высказывание здесь весьма существенно, хотя я, конечно, не стану утверждать, что отныне следует высказываться только так. Для меня, всегда избегавшего вещей "лобовых", прямое высказывание стало в последние годы довольно частым. Возможно, это возрастное. Многое меняется, позволяешь себе то, что раньше было, в общем-то, исключено.

В этом стихотворении, кстати, упомянут, скорей, чеховский Иванов, а вот Георгий Иванов фигурирует в другом - "Этот холод, ну почти могильный" ("Как привет от Жоржа Иванова, С тех его неведомых высот").

Вы пишите классическим русским стихом. Последние лет двадцать в моде так называемый «верлибр», за которым может стоять все, что угодно, вплоть до разбитой на короткие строки прозы. Что бы вы ответили сторонникам такой поэзии на их неоднократно высказываемую формулу: «В русской поэзии рифма служит только для того, чтобы стих лучше запомнить»? Иными словами, имеющая ценность современная русская поэзия, по примеру известных английских образцов, это все, что не в рифму. Говоря современным языком, силлабо-тоника в нынешней русской словесности – это «отстой».
Не знаю, кому принадлежит процитированная вами "формула", но она бессмысленна, поскольку рифма органична для русской поэзии по целому ряду причин. Пускаться в рассуждения об этом в ответ вряд ли стоит, и в качестве ответа можно только привести весь корпус силлабо-тонических текстов – пусть попробуют "перевесить" его тем, что они могут предъявить (я, кстати, с этим вообще не знаком). Что касается английских образцов, то их пересаживал, и не без успеха, на русскую почву Бродский, и у него, насколько я помню, рифма, в основном, присутствовала.

Но и в верлибре ничего дурного нет, если это свободный стих, а не рубленая проза. Отличить на самом деле не так уж трудно, поскольку поэтический текст непременно обладает присущими ему особенностями – ритмическими, фонетическими, ассоциативными. Ритм – вот главное. На самом деле в любой фразе есть ритм, и я, помнится, в юности "отстукивал" каждую подходящую фразу, пытаясь уловить, что из нее может вырасти. Все ведь, как известно, растет из того самого "ритмического шума". И верлибр тоже. При всей укорененности в классических размерах, я в последнее время употребил именно верлибр для сочинения двух, как мне представляется, важных вещей, для меня достаточно крупных. Одна из них, "Семейная история" вошла в новую книгу, вторая, "Китл", была написана уже после. Причем в "Китле" уже нет никаких отзвуков "белого стиха", это верлибр в чистом виде. Почему именно сейчас? Откуда мне знать. Но к моде это уж точно отношения не имеет.

Насколько сегодня высок интерес в Израиле к поэзии? К литературе вообще?
На вечер-презентацию очередного номера "Иерусалимского журнала" в столице Израиля приходит человек 50-60, зал полон. На вечер-презентацию поэтической книжки на русском языке - человек 30-40, что тоже не так уж плохо. Но все это люди старше 60-ти, за малым исключением. Их дети по-русски еще говорят, но уже почти не читают. Их внуки, как правило (исключения есть), по-русски не говорят. Такова общая картина. Интерес к поэзии массовым быть не может. Вот к "бардовской песне" – да, там все понятно и предельно доступно. С поэзией другая ситуация. И она, я думаю, повсеместна. В Израиле, во всяком случае, это так. С литературой на иврите дело, видимо, обстоит несколько по-другому, поскольку тиражи повыше и вечера помноголюдней. Но с поэзией и тут в принципе не может быть по-другому.

Если бы вам сказали перед полетом к нам в гости, в США, что можно взять в полет, а это девять часов в авиакресле, только одну книгу стихов одного автора, кто бы им был?
Если бы речь шла об израильском поэте, пишущем по-русски, я взял бы с собой одну из книжек Семена Гринберга, скорей всего, "Иерусалимский автобус" – в надежде снова испытать ту радость, которую она у меня некогда вызвала. Если бы речь шла о русской поэзии вообще, я бы захватил в самолет "Остановку в пустыне" Бродского, то самое ардисовское издание, которое я читал впервые в начале 70-х. Ну, а по самому большому счету, я, конечно, всегда беру с собой Книгу "Тегиллим" (Хвалений) Царя Давида, то, что в христианской адаптации именуется "Псалмы". Это не только поэзия самой высокой пробы, это книга, которая всегда с нами, евреи читают ее в самых разных жизненных ситуациях, и особенно в очень тяжелых. Три с лишним года назад я перенес нейрохирургическую операцию, и за те два часа, что она длилась, мой младший сын прочел в больнице все 150 тегиллим – и операция прошла успешно. После нее я пишу опять. Заново.

Почему, на ваш взгляд, Израиль непобедим? Насколько в быту израильтяне ежедневно думают о проблемах безопасности? И не разочаровались ли за последние годы израильтяне в Америке?
Чтобы разочароваться, нужно сначала очароваться, а я не думаю, что израильтяне были так уж очарованы Соединенными Штатами – за исключением тех, которые из Израиля в Америку уехали (а их много, говорят, тысяч 700). Не знаю, можно ли квалифицировать, как разочарование, ощущение того, что там, за океаном имеются другие интересы, которые не подразумевают твое существование? Вероятно, да. Значит, нужно учиться выживать без США, хоть это и трудно. Но Израиль выживет, обязан выжить, поскольку эта Земля, это государство находится под надзором Всевышнего. В Торе сказано: "…и вновь соберет Он тебя от всех народов, где рассеял тебя Господь, Б-г твой… И приведет тебя Господь, Б-г твой, на землю, которой овладели твои отцы, и ты овладеешь ею, и Он будет делать благо тебе и умножит тебя больше, чем твоих отцов. И обрежет Господь, Б-г твой, сердце твое и сердце семени твоего, чтоб любить Господа, Б-га твоего, всем сердцем твоим и всей душой твоей, ради жизни твоей. И пошлет Господь, Б-г твой, все эти проклятия на твоих врагов и твоих ненавистников, тебя преследовавших. А ты возвратишься и внимать будешь гласу Господа и исполнять все его заповеди, что я заповедую тебе сегодня. И пошлет тебе Господь, Б-г твой успех во всяком деле рук твоих…и снова будет Б-г с радостью делать тебе добро, как делал он отцам твоим, если будешь исполнять волю Б-га, Всесильного твоего и соблюдать Его заповеди и Его установления, которые записаны в книге учения этого…" (Дварим, 30, 3-10.). Как видите, здесь поставлено определенное условие. Не все его в Израиле пока выполняют, но многие стараются это делать. Я рад быть одним из них.

Теги: Геннадий Беззубов, интервью, Лица Современной Литературы

Америка Сегодня - Новости США на Русском Языке

Лента новостей:

Восстановление пароля

Войти

Зарегистрироваться

Оценить материал

Вставить в блог

Вставить в блог

Еще читать в этом разделе

Геннадий Беззубов: «Единственная тема поэта – это его собственная жизнь!»

Вставить в блог

Вставить в блог

Оценить материал

Отправить другу

Отправить другу

Геннадий Беззубов: «Единственная тема поэта – это его собственная жизнь!»

Добавить комментарий

0 комментариев

И Н Т Е Р В Ь Ю

Видео

НАЙТИ ДОКТОРА

Новостная лента

Бизнес-Директория