-->
Среда, 16 Июля 2025

Оценить материал


Вставить в блог

Bookmark and Share

Еще читать в этом разделе

Все материалы раздела

Иосиф Бродский. Одинокое молчание поэта

24 Мая, 2011, Автор: Геннадий Кацов

Иосиф Бродский.

Иосиф Бродский. Фото с сайта afhottawa.com

24 мая ему исполнился бы 71 год. В последний раз я видел Бродского в 1995 году, когда ему было 55-ть. Выглядел он лет на десять старше, и это вполне логично для человека, в день своего сорокалетия написавшего: "Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной".

Хотя дело здесь, видимо, не только во всеобщей изношенности организма от "мыслей о жизни и мысли о смерти...". Скорее предположить, что Бродский проживал в таком центростремительном, спрессованном времени, когда день считается за два-три. И здесь оба Бродских - поэт и человек - вполне органичны. Его поэзия также сжата до предела, строка сплавлена чувствами, ошеломлена смыслами, энергиями - и ее не хватает, она, захлебываясь, перетекает в следующую, но и в ней, не кончаясь, длится и длится, словно предчувствуя и оттягивая финал стихотворения.

Поэт, единожды вдохнув, никак не решится сделать выдох. Он не желает ограничить поэтический период, не в состоянии со строкой распрощаться, поставить точку, тем самым определив смерть предложения, его кончину. Отсюда эта отсрочка с финалом, отсрочка ровно настолько, насколько хватает поэтического дыхания: Бродский отодвигает тот жуткий для фразы момент, за которым в ней больше не будет ни букв, ни синтаксиса, ни частей речи. 

Не будет воздуха для следующего вдоха.
Только точка. Божий знак препинания.

И суть, пожалуй, не в том, что Бродский всей длиной стиха отдаляет мучительную для всякого живого мысль о смерти (как у Дэмиена Херста: «Физическая невозможность смерти в сознании живущего» - масскультовый знак в виде застывшей в формальдегиде акулы).

Вероятно, и о забвении не приходится говорить, поскольку для Нобелевского лауреата эта тема не самая очевидная. Долгими, перетекающими, спрессованными силлабикой и рифмой строфами Бродский-поэт  пытался уйти от самого страшного, чему дано быть в поэтической судьбе - от молчания.

От молчания секундной стрелки, в первую очередь. Строка, состоящая не из ударных и безударных слогов, а из тиканья секунд – перетекает через край в минуты, часы и годы, пока «мне рот не забили глиной».

Строка и есть аллегория времени. Она же быстротекучая вода, перистые облака или Сатурн, пожирающий младенца, - единая в образах и смыслах аллегория Времени.

В интервью с Игорем Померанцевым о творчестве своего кумира Джона Донна, в 1981 году Бродский говорит: «... Кольридж сказал про него замечательную фразу. Он сказал, что читая последователей Донна, поэтов работавших в литературе столетие спустя, Драйдена, Попа и так далее, все сводишь к подсчету слогов, стоп, в то время как читая Донна, измеряешь не количество слогов, но время. Этим и занимался Донн в стихе. Это сродни мандельштамовским растягиваемым цезурам, да, удержать мгновенье, остановить... которое по той или иной причине кажется поэту прекрасным. Или, наоборот, как в "Воронежских тетрадях" -- там тоже шероховатость, прыжки и усечение стоп, усечение размера, горячка -- для того, чтобы ускорить или отменить мгновенье, которое представляется ужасным.»

Этим и занимался Бродский в стихе. Сегодня мы готовы убеждать друг друга, что стихи поэта остаются с нами, а значит "весь он не умрет, но часть его большая, от тлена убежав, по смерти станет жить...", но это все слова. Самое невыносимое для поэта - тишина, последний звук завершающей строки, за которым - бесконечное молчание, одинокое молчание, если вспомнить несколько строк из "Разговора с небожителем":

Но даже мысль о - как его! - бессмертьи
есть мысль об одиночестве, мой друг. 

Эта же мысль и в первых строках Нобелевской речи: "Для человека частного и частность эту всю жизнь какой-либо общественной роли предпочитавшего, для человека, зашедшего в предпочтении этом довольно далеко - и в частности, от родины, ибо лучше быть последним неудачником в демократии, чем мучеником или властителем дум в деспотии..."

Все тот же, что и в стихе, длящийся от строки к строке период, нежелание остановиться, поставить точку. Всей своей жизнью поэта Бродский, постоянно говоря о смерти, словно заговаривал ее, добавляя, достраивая к каждой фразе гласные и согласные, звонкие и шипящие.

Отдаляя последнюю точку. Самую одинокую.

«...измеряешь не количество слогов, но время.» Так в лесу кукушку умоляют не останавливаться, загадав, сколько же лет еще до смерти осталось.

Через пятнадцать лет после того, как Иосиф Бродский оставил этот мир, можно сказать, что литература лишилась одного из самых жадных до жизни поэтов. И это при том, что жизнеутверждающих нот в его поэтике немного. Они - в самой поэтической ткани стихов Бродского.

А иначе как понять это странное окончание все того же стихотворения от 24 мая 1980 года: 

Только с горем я чувствую солидарность. 
Но пока мне рот не забили глиной,
Из него раздаваться будет лишь благодарность. 

Начало этой строфы я привел в самом начале моей заметки: "Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной".

© RUNYweb.com

Теги: Иосиф Бродский

Просмотров: 8923

Вставить в блог

Оценить материал

Распечатать статью

Отправить другу



Добавить комментарий

Введите символы, изображенные на картинке в поле слева.
 
Оставить комментарий

0 комментариев

И Н Т Е Р В Ь Ю

НАЙТИ ДОКТОРА

Все видео

Новостная лента

Все новости