Оценить материал
Еще читать в этом разделе
- 11.30Средневековье — двигатель витражного прогресса. Витражи Чарльза Джея Конника
- 11.21Национальную книжную премию США получил Персиваль Эверетт, переписавший «Приключения Гекльберри Финна»
- 11.15Билл Клинтон выпустил книгу мемуаров 'Citizen', где прокомментировал свой роман с Моникой Левински
- 10.22Мемуары Алексея Навального опубликованы американским издательством Knopf
- 10.08Вышли в свет мемуары Мелании Трамп: о выборах, обысках и покушении на мужа
Владимир Некляев: «Мой личный интерес – Беларусь»
22 Марта, 2016, Беседова Геннадий Кацов
Владимир Некляев — белорусский поэт, прозаик и общественно-политический деятель, лауреат ряда профессиональных и государственных наград за литературную деятельность. Фото с сайта novychas.by
Владимир Некляев — белорусский поэт, прозаик и общественно-политический деятель, лауреат ряда профессиональных и государственных наград за литературную деятельность.
В 2010 году, став лидером общественной кампании «Говори правду», Некляев принял участие в президентских выборах в Беларуси. В день выборов, 19 декабря 2010 года, за полтора часа до окончания голосования, когда у него еще были шансы стать президентом страны, он был избит белорусскими спецслужбам, арестован и обвинён в организации массовых беспорядков. Содержался сначала в тюрьме КГБ, затем под домашним арестом. Amnesty International объявила его узником совести.
После освобождения вновь занялся общественно-политической деятельностью. С 2015 года возглавляет движение "За государственность и независимость Беларуси".
Владимир, в моей многолетней журналистской практике интервью с видным национальным поэтом, писателем и, в одном лице, с политиком национального масштаба – редкость. На самом деле, не часто встретишь человека, который ярко проявил себя и в литературе, и в политике. Поэтому, надо бы выбрать, с какой из ваших ипостасей начать – и я предлагаю литературу. Ведь, как сегодня водится, о чем бы ни говорили, все-равно разговор закончится политикой.
Что собой представляет современная белорусская литература? В известном смысле, современной украинской литературе повезло. Ведь не будь аннексии Крыма в марте 2014 года, не начнись военные действия на Востоке Украины, не введи Запад санкции именно благодаря реваншизму России по отношению к Украине – мы вряд ли сегодня знали бы и слышали об украинских писателях. И вряд ли в разных странах мира, включая и Россию (недавний, посвященный украинской литературе, выпуск журнала «Новый мир») выходили бы книги украинских литераторов, были бы опубликованы переводы с украинского на многие языки мира.
С Белорусией, в отличие от Украины, сегодня солидарны лишь несколько стран. Национальная литература же известна узкому кругу специалистов. Чего не хватает сегодня белорусской литературе, чтобы о ней узнали? Российской агрессии? Еще одного Нобелевского лауреата? Что это за литература такая – современная белорусская?
Белорусская литература – феномен. На протяжении столетий уничтожаемая, она непостижимым, неким сверхъестественным образом не только выжила сама, но и создала, сотворила Беларусь. Именно литературой, а вернее литераторами была сформулирована на рубеже XIX - XX веков идея белорусской государственности. Они же, литераторы, призвали белорусов к реализации этой идеи в начале и в конце XX века, стали одними из основных участников создания белорусского государства.
Говоря о некой сверхъестественности произошедшего, я имею в виду вот что. Тотально как с запада (через полонизацию) так и с востока (через русификацию) истреблялся белорусский язык. Поляки считали его диалектом своих “всходних кресов”, русские - диалектом своего “северо-западного края”. Соответственно, одни считали белорусов поляками, другие – русскими, только испорченными. И всячески пытались отремонтировать.
Как?.. Например, уничтожая и высылая в Сибирь «испорченное» белорусское население при подавлении восстаний 1794-го (когда, как писал Пушкин, “в кровавый прах топтали красу Костюшкиных знамен”), 1831 и 1863 годов. Уничтожались люди, веками населявшие эту землю, с корнем вырывались их история, вера, культура. Царский указ 1839 года запрещал Белорусскую Церковь и богослужения на белорусском языке, а также предписывал сожжение книг, изданных по-белорусски, в том числе Библии. Здесь уместно напомнить, что именно с этой книги, которую в 1517 году издал на белорусском языке Франциск Скорина, начинается история восточнославянского книгопечатания. А в 1529-м на белорусском языке печатается Статут Великого княжества Литовского – одна из первых европейских Конституций, свод законов юридического права того государства, созидателями культуры, экономической и военной мощи которого были предки нынешних белорусов. Вот что вместе с языком пытались уничтожить, выжечь на нашей земле.
Что в таких условиях оставалось делать людям с литературным дарованием? Уходить в другие, соседние культуры, языки. Так Адам Мицкевич стал польским поэтом, Фёдор Достоевский – русским писателем…
Огромные интеллектуальные потери понесла Беларусь в период большевизации, в годы сталинского террора. Только в 1937-м были репрессированны более 300 писателей, почти половина из них расстреляны. Ночь с 29 на 30 октября 1937 года, когда в тюрьме КДБ, где через семь десятилетий довелось посидеть и мне, был уничтожен цвет нации, ее творческая элита, названа “хрустальной ночью белорусской литературы”.
Такие исторические условия не назовешь благоприятными. Да и нынешние отличаются от прежних разве только тем, что писателей не расстреливают. Но так или иначе (включением в “черные” списки, изъятием книг их библиотек, запретами на публикации и встречи с читателями, на выступления, концерты) не только писатели, но и все нелояльные к нынешнему режиму деятели культуры репрессируются, а национальный язык как уничтожался, так и уничтожается. И занимается этим теперь не пришлая, явившееся с востока или запада власть, а своя, доморощенная. “По-белорусски нельзя выразить ничего великого. Белорусский язык - бедный язык. В мире существует только два великих языка - русский и английский", - заявил, став президентом Беларуси, Лукашенко. Вы можете представить себе хоть где-нибудь еще, в Европе, Азии, Африке руководителя страны, который сказал бы такое о родном языке? И занялся его уничтожением.
И тем не менее…
И тем не менее как бы вопреки всему белорусская литература живет, в нее приходят новые и новые, очень талантливые прозаики, драматурги, поэты, которые становятся все более известными в Европе, узнаваемыми в мире. Так что войны с Москвой, агрессии России в отношении Беларуси для ускорения процесса известности белорусской литературы и узнаваемости белорусских писателей нам совсем не нужно. Упаси Господь!
Говоря с белорусским писателем, нельзя не спросить о Светлане Алексиевич, лауреате Нобелевской премии по литературе в 2015 году. В энциклопедиях написано, что она белорусская и советская писательница. Кстати, почти ваша ровесница, два года разницы в вашу пользу. Да, вы ведь могли ее обогнать: 17 февраля 2011 года белорусский ПЕН-центр выдвинул вашу кандидатуру в качестве кандидата на Нобелевскую премию по литературе. Как в Беларуси восприняли известие о Нобелевском лауреате 2015 года? Откроет ли это лауреатство, в продолжение предыдущей темы, белорусскую литературу миру? Ваше отношение к Алексиевич – писателю и человеку? В России на тему ее лауреатства, как известно, мнения разделились, и часть писателей РФ испытала к Алексиевич настолько черную зависть, что не могла этого скрыть в своих бестактных высказываниях.
Зависть есть зависть. Это слово легко и точно переводится на все языки мира, и от рефлексий, порождаемых этим чувством, трудно удержаться. Вспомните, например, что сделали нобелевские лауреаты по физике Вильгельм Рентген и Филипп Ленард, когда на премию выдвинули Альберта Эйнштейна. Они написали письма в Шведскую академию, чтобы Эйнштейну премию не давали. И вовсе не потому, что не понимали теории относительности (да и премию Эйнштейн получил не за нее). В случае с Рентгеном это объяснялось как бы принципиальностью, в случае с Ленардом — антисемитизмом, но в основе и впереди всего была зависть к мировой славе Эйнштейна.
Первым белорусским писателем, выдвинутым на соискание Нобелевской премии по литературе, был Василь Быков. И полетели в Шведскую академию письма белорусских писателей…
Василь Быков умер, не дождавшись премии. Сокрушаясь по этому поводу, переводчик его повести “Мертвым не больно” Джозеф Мозур писал: «Я убежден, что если бы эта повесть была издана по-английски не в 2010, а в 1966 году, имя Василя Быкова было бы известно на Западе не меньше, чем имя Александра Солженицына».
Выдвигался на Нобелевскую премию блистательный поэт Рыгор Бородулин. Однако, проблема с переводами, поскольку весь Бородулин просто растворен в белорусском языке, была у него еще большей, чем у Быкова. Вот что говорил об этом профессор Лондонского университета, специалист по русской и белорусской литературе Арнольд Макмиллин. «Я получил от Нобелевского комитeта письмо с вопросом: «Как я оцeниваю творчeство Рыгора Бородулина?» Конeчно, я считаю eго гeниeм. Но начал искать переводы, чтобы убeдить академиков, а переводов на английский почти нет. Те, что есть, очень примитивные. Сам, естественно, читаю Бородулина в оригинале, но это нe помогло Нобелевскому комитeту».
Не получилось с премией и у меня, а вот у Светланы Алексиевич в конце концов получилось.
«Как вы себя чувствуете?..» — был первый вопрос, который задали мне по этому поводу журналисты. Я ответил, что нормально. И это правда.
Много было всяких "околопремиальных" разговоров (мол, это не литература, журналистика, а если литература, то для впечатлительных домохозяек), но всё это если даже не по зависти, то не по большому счету. По большому счету Алексиевич получила заслуженную премию. И не как русская (а тем более советская) писательница, а именно как писательница белорусская. Если вся русская литература вышла, как утверждал Достоевский, из «Шинели» Гоголя, то все творчество Алексиевич – из документальной книги Алеся Адамовича, Янки Брыля и Владимира Колесника «Я из огненной деревни». Алесь Адамович — ее литературный крестный. Ее книги - развитие основной темы белоруской литературы, они находятся в контексте этой литературы и ей принадлежат.
Сегодняшняя заслуга Алексиевич в том, что она совершила прорыв белорусской литературы в литературу европейскую. Туда, где для нашей культуры, для нашей страны есть свое место, которое долгое время пустовало, поскольку европейцам казалось, что его некому занять. Поэтому Нобелевская премия Светлане Алексиевич – это премия всей нашей литературе.
О вашем творчестве. Ваши стихи и проза изданы во многих странах мира. Я понимаю, что когда вы пишете по-белорусски, вы представляете своего читателя. Кстати, кто он, ваш белорусский читатель? Но когда ваши тексты переведены на русский, на основные европейские языки, видете ли вы своего читателя – там, в России, в Европе, в США? Ваше мнение, как автора: чем читателю может быть интересен в своих книгах Владимир Некляев?
Как белорусскому читателю, так и любому другому, Владимир Некляев, как и любой иной писатель, может быть интересен только тем, что придумает в своих книгах интересного. Больше ничем. И думаю я больше о том, как это написать, а не о том, кто это будет читать. Хотя, разумеется, всегда есть несколько человек, мнение которых важно, но и о них я вспоминаю лишь тогда, когда книга написана.
Вот написал недавно рассказ «Лопатина», довольно круто замешанный на столкновении языческих и христианских представлений о жизни и смерти, о человеческих ценностях, и подумал: «Хорошо бы его Владимир Короткевич (наш самый романтичный писатель), или Василь Быков прочли». Но ни того, ни другого уже нет. Вообще нет многих и многого.
За те годы, которые я в литературе, изменился и читатель, и сама литература. Та литература, в которой я начинал, советская имперская литература кончилась. Она утонула, как «Титаник». Судьба тех, кто пропал в океане вместе с кораблем, трагична. Но не лучше, поскольку печальна, доля тех, кто остался на берегу.
Мы читали стихи на стадионах, печатались в журналах с миллионными тиражами. В результате и на стадионах, и в журналах мы всё сделали для того, чтобы ни стадионов, ни журналов у нас не стало.
Об этом можно сожалеть. Но только в том случае, если не помнить, что кроме стадионов, были еще лагеря, а кроме журналов - волчьи билеты.
Меня, между прочим, впервые позвали на «беседу» в КГБ за чтение романа «Антисаркан» (был такой в «самиздате») и повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича». В Москве повесть была опубликована с благословения Хрущева в советском журнале «Новый мир», а в Минске она считалась почему-то антисоветской.
Это было время шестидесятников. И шестидесятников писателей, и шестидесятников читателей. Для кого-то странных, для меня удивительных людей. Таких, каких уже нет и скоро совсем не будет, как заметил когда-то Ильф.
Евгений Евтушенко, немало сделавший, кстати, для того, чтобы вытащить меня из тюрьмы, в предисловии к моей книге «Окно» также причислил меня к шестидесятникам. Я сразу этого не принял, мне в 60-м было всего четырнадцать, но потом подумал: а он, пожалуй, прав. Они сильно на меня повлияли. И еще американцы: Апдайк, Стейнбек, Хемингуэй, Фолкнер… Я зачитывался в то время журналом «Иностранная литература», где были прекрасные переводы. Как сказала мне уже позже, когда я в литинституте учился, одна из переводчиц: «Что касается Стейнбека, то у нас он лучше, чем в оригинале…»
Сегодняшняя литература не больше той, которая читалась миллионами, но и не меньше. Занимает то место, которое занимает. И к этому, если излишне не предаваться воспоминаниям, можно привыкнуть. Как и к сегодняшним читателям.
В течение нескольких лет, в конце 1990-х, вы были председателем правления Союза белорусских писателей. Я в советское время подобную организацию – СП СССР, обходил стороной, редкие вынужденные посещения московского ЦДЛ воспринимал, как наказание, а совписовскую братию видел, примерно, в тех же красках, что и Булгаков в своих «Мастер и Маргарита» и «Театральном романе».
«Genus irritabile vatum» – раздражительное племя поэтов. Насколько интересно и комфортно занимать эту ответственную должность – начальника над писателями? Вам оттуда, сверху, писатели являлись во множественном лице: насколько это вас раздражало, какие вызывало эмоции? Зачем вам это было нужно? Ведь бытует мнение, что по скандальности, склочности, амбициям союзы писателей даже обгоняют педагогические коллективы.
Знаете, как меня сейчас в политике называют? Свободным радикалом. Вот если бы я тогда таковым был, то, скорее всего обошел бы, как и вы, эту организацию стороной.
Кстати, зря вы о писательской и педагогической среде столь скверного мнения. Миловал вас Господь, не занесло вас, как меня, в среду политическую. Поверьте на слово: писатели и педагоги в сравнении с политиками – чистые ангелы.
В общих чертах я уже говорил о сложнейшей ситуации в белорусской культуре, о тяжелейшем состоянии языка и литературы после прихода к власти Лукашенко. Нужно было как-то исправлять положение. Вот я и попытался это сделать на месте председателя Союза писателей. Для этого белорусские писатели своим председателем меня и избрали.
Первое, что я сделал, организовал встречу писателей с руководителем страны. На ней Лукашенко сказал: «Если вы не будете пытаться влиять на своего президента, то влиять будет кто-то другой».
Мои попытки повлиять оказались слишком активными. Сразу же Союз писателей выступил против подписания договора о Союзном государстве Беларуси и России, угрожавшем не только еще большей русификацией, но и потерей независимости страны. На парламентских слушаниях по культуре я обвинил вице-премьера, которого Лукашенко назначил руководителем всей гуманитарной сферы, в уничтожении национального языка и культуры. После этого мне дали понять, что от меня ожидают служения, а не влияния. Я сделал вид, что не понял - и в результате, поскольку политических статей в криминальном кодексе нет, на меня было заведено уголовное дело. Решили меня запугать. И стало ясно, что если не сделаю какого-то решительного шага, то меня так и будут запугивать, запугивать - и никогда это не кончится. Поэтому, когда Лукашенко напрямую предложил служение, я выбрал эмиграцию.
Тянулась она почти пять лет. В Финляндии, принявшей меня по программе «Писатель в безопасности» и создавшей такие, каких у меня никогда не было, условия для того, чтобы писать, кончился срок действия моего паспорта. Нужно было решать: просить политическое убежище, или возвращаться? К тому времени ситуация с культурой, с языком стала еще хуже: по-белорусски почти перестали читать. И я подумал: «Так для кого я писать буду? Кому нужны будут мои белорусские книги? Финнам?..»
И вернулся. И занялся, поскольку литературой положение дел в стране не изменить, политикой. Как оказалось, снова слишком активно. Только на этот раз выпала мне не эмиграция, а тюрьма. Слава Богу, не на пять лет.
Алексадра Лукашенко уже многие годы называют на Западе «последним диктатором в Европе». Вы с ним познакомились еще тогда, когда он был директором совхоза. Что он за человек? Каким он был, каким стал? Как повлияла на него обретенная власть, возможность управлять судьбами множества людей? Пробовали вы в этом разобраться?
Разумеется. Мне ведь нужно было иметь представление о том, с кем я имею дело.
Лукашенко – это практическое пособие по Фрейду. И связано это прежде всего с сильной психологической травмой, полученный в детстве. Он ведь нагуленный. И рос в деревне. А деревня беспощадна к таким вещам. Никаких там пасторалей, пастушков с ягнятами. Жесткое неприятие любых отклонений от норм общины. Родившая без мужа – курва. Родившийся у нее – байстрюк. А в данном случае родившийся еще и от кого-то пришлого, сомнительного. И в этом, кстати (а не просто во врожденной склонности к вранью) ответ на вопрос, почему Лукашенко, рожденный в 1954-м, рассказывает, что его отец погиб на войне, которая закончилась в 1945-м.
Представьте, сколько и матери, и сыну довелось вынести оскорблений, унижений! Да еще в бедности, в нищете. Как было выживать? Хитрить, изворачиваться, воровать... Эти навыки и остались, никуда не пропали. Теперь это его политика .
Вот что он думал тогда, маленький, ненавидя, губы кусая и кулаки сжимая? “Вырасту – я вам покажу!..” Вырос и показывает. Не зная ни сострадания, ни любви. Исключение – два человека. Недавно умершая мать, которой он в компенсацию за все ее горести обеспечил достойную старость, и не так давно родившийся сын, у которого он мать отнял. И воспитывает его как Зевс, родивший из головы. По образу и подобию.
Почему он за ручку с сыном и к Папе римскому, и к шейху арабскому, и к президенту российскому? Потому что некий британский лорд Белл, попытавшийся за немалые деньги слепить европейский имидж Лукашенко, так посоветовал?..
Нет. Это он за ручку как бы с самим собой.
Один из близких к Лукашенко людей, знавший его с детства, сказал мне, что маленький Саша очень хотел иметь оловянных солдатиков. Но их не было. Вообще не было ничего. Так вот, рожденный из головы Коля Лукашенко - это тот же Саша Лукашенко. Только такой, у которого всё есть. Которому он как бы в компенсацию самому себе дает то, чего не имел. Чем не наигрался. Поэтому Коля и на военном параде рядом с ним. «У меня не было игрушечных танков и самолётов, так вот тебе, сынок, танки и самолеты настоящие! Не было у меня оловянных солдатиков – вот тебе взаправдашние. C настоящими генералами, которые честь тебе отдают!»
Согласитесь, что для литературы, ну, скажем, для романа о последнем диктаторе Европы, такой типаж - находка. Но для страны, для реальной жизни реальных людей… Вот страна и напоминает психиатрический диспансер. Это классический пример того, как проблема одного человека может стать проблемой многих. В конкретном случае – десяти миллионов человек.
В Минске 25 февраля текущего года состоялось заседание Высшего госсовета Союзного государства. Президент Беларуси Александр Лукашенко приветствовал российского лидера Владимира Путина обращением: "Уважаемый Дмитрий Анатольевич". Как вы прокомментируете эту скандальную оговорку президента Беларуси?
Интересна не столько оговорка Лукашенко, сколько реакция на нее Путина. "Правильно, деньги-то там", - кивнул Путин в сторону Медведева, который формально, как глава правительства, распоряжается финансами. И в этом вся суть “союзной” политики Лукашенко, полностью зависимого от России, от решений ее руководства.
Сегодня он пытается как-то исправить ситуацию, вполоборота поглядывая на Запад – но поздно. Еще пять лет назад, или во всяком случае до войны в Украине, России могла, пожалуй, позволить ему двухвекторность в политике. Сегодня – нет. Урвать денег в МВФ под обещания демократических реформ еще позволит, но не более того. С большим Лукашенко опоздал навсегда, эту задачу придется решать новым белорусским политикам.
Если верить Путину, за годы правления Лукашенко Беларусь получила от России (в виде всяческих преференций) около 100 млрд. долларов. Пусть четверть их них разворована на месте, еще четверть (в виде всяких “откатов”) ушла назад в Россию. Все равно остается 50. А годовой бюджет Беларуси - 15 млрд. Вот и посчитайте, сколько лет белорусы прожили за чужой счет.
Многие восхищаются умением Лукашенко “обувать” Россию (которая, впрочем, “обувается” по вполне понятным собственным соображениям). Но я в этом видел и вижу лишь повод для сожалений. Наворованные, или скажем мягче дармовые деньги внедрили в сознание белорусов иждивенчество, чего раньше не было. Белорусы стали приспосабливаться к жизни на холяву. Незаработанные, холявные деньги могут развратить не только отдельных людей, могут развратить народ.
На протяжение ряда лет вы возглавляете организации и кампании, оппозиционные нынешней белорусской власти. Вы реально считаете, что Беларусь входит в планы Путина по расширению «Русского мира», и если оппозиция не возьмет власть в свои руки, не защитит белоруссов, то Россия захватит со временем вашу страну? И как вы считаете, понимают ли на Западе, что имперские аппетиты Путина могут не ограничиваться Украиной?
Да, Россия может аннексировать Беларусь. Хоть Лукашенко на это заявляет: никогда! Мол, я гарант, Путин мой кореш, так что никаких захватов.
Был один такой гарант и кореш. Януковичем назывался.
Если Россия захватила Крым, пыталась захватить восточную (вплоть до Киева) Украину, то почему она не может попытаться захватить Беларусь? По каким причинам имперская прыть нынешнего руководства России должна остыть? Из-за санкций? Так они внутриполитическую ситуацию в России только разогревают.
Понимают ли это западные политики? Если до войны в Украине, обсуждая возможности вступление России в НАТО, не понимали, или понимали не совсем, то теперь понимают полностью. Но что из этого следует?..
В отношении Беларуси из этого понимания последовала политика консервации нынешнего белорусского режима под видом его демократизации.
Вообще-то в современной политике существует два основных подхода, определяемые интересами. Или в данном случае вернее сказать приоритетами. Первый: сначала идеалы, общечеловеческие ценности, а потом политическая и экономическая выгода. Второй: сначала выгода, потом - идеалы. Разумеется, ни того, ни другого не существует в чистом виде, но приоритеты существуют. И когда встречаешься с политиками (а я встречался как с американскими, так и с европейскими политиками самого разного, в том числе высокого уровня), обсуждаешь проблему, то приоритетность того или иного подхода очевидна.
Так вот, подход США к проблеме Беларуси – первый. Подход Европы – второй. Не в чистом, повторяю, виде, но все же… Поэтому Евросоюз снял сакции с Лукашенко, с режима, который как душил, так и душит всякие проявления инакомыслия, подавляет любые попытки борьбы за демократию, за свободы и права человека.
Парадокс: ни один политзаключенный в Беларуси не реабилитирован, а те, кто их судил, сажал в тюрьмы, пытал, реабилитированы. То есть, реабилитированы не жертвы, а палачи. Это вопиющая несправедливость, попрание всяческой морали, а мне рассказывают, что это Realpolitik. Как будто ничего не изменилось со времен Бисмарка, некогда сформулировавшего основы этой самой реальной политики.
А, может, и не изменилось?.. Может, это технологические прорывы, поистине фантастические, создали в нас иллюзию изменения мира, который изменился только внешне, а внутренне – тот же. Как после пластической операции.
Мы теперь смотримся не в зеркале, а в Интернете. И что видим?..
Вот вернемся к войне России против Украины. Это катастрофа в мировоззрении моего поколения. Не только потому, что были мы, русские с украинцами и белорусами, кровные братья, и вдруг – кровные враги (такое в нашей истории случалось), сколько потому, что это война подлая - и ей нет оправдания. А без поисков оправданий не обходились даже во времена Бисмарка, утверждавшего, что основание, то есть оправдание для войны должно быть, сохраняться не только до и во время ее, но и после, в будущем. А что здесь в будущем? Какое оправдание? И не только с украинской стороны, что просто непредставимо, но и с русской, если, разумеется, смотреть не со стороны власти и ее пропаганды, а со стороны народа. Ну вот как, чем можно оправдать захоронения русских солдат, погибших на этой войне, не под своими именами, а под номерами?.. Могила Неизвестного солдата - это честь, героизм, память. А номер на могиле солдата, имя которого известно, – это что такое?!
Я не русофоб. У не только потому, что у меня русский отец, а крови не прикажешь. Я любил и люблю Россию. Но в тот момент, когда увидел могилы ее детей под номерами, разлюбил. Разлюбил если не до ненависти, то до отчаянья. И написал стихи под названием «Солдат №9».
Ты все размышляешь, Россия,
над вечным вопросом: «Что делать?..»
А в чреве твоем
похоронен «солдат №9».
Ты все вопрошаешь юродиво:
«Кто виноват?..»
А пуля – от Родины.
В родинку
аккурат.
Ни даты рожденья и смерти, ни имени нет.
Россия, ты ищешь ответа? Так вот он - ответ:
«Солдат №9». Зарытый тобою, как пес,
Во чреве твоем. Вот ответ на твой сучий вопрос.
На этом надгробье.
Россия!
Тебя не понять, не лишившись ума!
Молчишь исподлобья. О чем?..
Ты не знаешь сама!
Но чревовещает, лишенный и жизни, и смерти,
«Солдат №9». Он – твой Чернышевский и Герцен.
Он - твой Солженицын,
Гулагов твоих летописец,
Он в книге истории - кровь на последней странице,
Он - твой Маяковский убитый,
Есенин повешенный,
Он - твой Мессия,
Которым ты грезишь, которым ты бредишь, Россия!
Да только без толку… Идешь ты кровавым дождем,
Как будто вода над водой,
Как огонь над огнем,
Сама над собой – и кровится во чреве твоем
Бессмысленной, страшной,
воистину русской идеей
«Солдат №9» –
куда ты теперь его денешь?!.
Что делать, Россия?..
Любить?.. Ненавидеть?..
Прости.
Во мне – круговые – твои вековые пути,
Твои колокольные звоны… и хрипы, и стоны
без колоколов…
Россия, Россия…
Россия!
Прости за любовь…
Вы возглавляете сегодня движение «За государственность и независимость!» (кстати, Светлана Алексиевич входит в состав учредителей движения). Каковы его цели? Какой ваш личный интерес участвовать во всем этом, рисковать здоровьем, жизнью, своим будущим? Отвлекаясь, к тому же, от поэзии и прозы, которые требуют, безусловно, много времени.
Мой личный интерес – Беларусь.
Представим, что ее не стало. Не стало национальной культуры, исчез (уже сейчас находящийся на грани исчезновения) белорусский язык. Никто на нем не говорит, не читает. А что не прочитано – то не написано. Зачем тогда я?.. Вся моя жизнь как бы отменяется, аннулируется. Поэтому стоит затратить часть ее на то, чтобы она сохранилась в целом. Тем более, что в конечном счете мой личный интерес совпадает с интересом стремящегося самосохраниться народа.
Как свидетельствует история, соседство с Россией всегда (и во времена Московского княжества, и во времена Российской империи, и во времена Советского союза) представляло опасность для существования белорусов как народа, и Беларуси как государства. То же самое касается Украины. Сейчас, когда Россия пытается возродиться как империя, эта опасность только возрастает. «Русский мир» не предполагает равноправного существования с белорусским и украинским мирами. Причем, ни в политической (утверждая, что «Республика Беларусь и Украина – искусственные образования», ни в историко-культурной (о чем я уже говорил), ни в религиозной сфере (Москва категорически заявляет о недопустимости существования Белорусской автокефальной православной церкви, всячески противодействует белорусскому униатству). Вот для того, чтобы отстаивать национальные интересы в качестве организованной общественной силы, и создается движение «За государственность и независимость Беларуси!»
В регистрации движения (а среди его основателей, кроме лауреата Нобелевской премии Светланы Алексиевич, первый глава независимой Республики Беларусь Станислав Шушкевич, бывший кандидат в президенты, недавний политзаключенный Николай Статкевич и другие известные политики, писатели, деятели культуры и общественные деятели) нам отказано.
Дело не в том, кому отказали. Дело в том, в чем отказали. Белорусское государство отказало в гражданской инициативе, направленной на сохранение государственности и независимости страны! И это при очевидной опасности для нашей независимости и государственности.
Это не просто парадокс. И не просто очередной плевок в сторону гражданского общества, чих на свободу, демократию, право. Это констатация того, как мы реально существуем: общество и государство. Отдельно. В параллельных мирах.
Ошибка многих как западных, так и доморощенных политиков, экспертов заключается в том, что они допускают проникновение одного мира в другой... В общем-то в искривленном пространства такое вроде бы происходит, но никто не понимает, как?..
Режим воспринимает новое движение как оппозиционное и противодействует его созданию, расширению. Мол, вопросами сохранения государства должно заниматься само государство, а не литераторы с художниками и «прочая интеллигентская публика». Независимость Беларуси, утверждает пропаганда режима, может гарантировать только Лукашенко. И вот в этом у меня, у литераторов с художниками и «прочей интеллигентской публики» большие сомнения. Мы многое можем сделать для нашей страны – и сделаем. Кто бы и как бы нам в этом ни мешал.
Около пяти лет (1999 – 2004) вы провели заграницей, сами называя свое отсутствие в стране «эмиграцией». Мне, как иммигранту с почти 27-летним стажем, интересны ваши иммигрантские впечатления? Плюсы и минусы иммиграции лично для вас?
Конечно, мой опыт не сравним с вашим, пять лет это не двадцать семь, но для понимания того, что такое иммиграция, достаточен. Я имею в виду свое понимание, а не чьё-то, потому что сколько иммигрантов, столько пониманий. Одни, например, только и твердят, что о ностальгии, другие не понимают, о чем речь. Или понимают, но считают, что ностальгия… как бы это сказать… чувство экономическое. Не устроился в новых условиях, не смог занять нормальную экологическую нишу, перебиваешься на пособиях - вот тебе и ностальгия. Мол, у дантистов и программистов ностальгии нет.
Я жил в иммиграции не хуже дантиста. Даже лучше, потому что не приходилось для этого зубы рвать. Но ностальгия была.
И еще, знаете, чувство неловкости. Вот почему те же финны должны тебя кормить? Ты ветеран зимней войны 1939 года?..
Впрочем, не это главное. Не ностальгия и неловкость, даже не взгляд на вечерние, уютные окна Рима или Стокгольма, за которыми никого, с кем ты в этой жизни обнимался, праздновал, хоронил, плакал. А главное, пожалуй, то, что заметил Иван Бунин, живший в иммиграции совсем не бедно и не скучно: ощущение жизни как временного пребывания на какой-то узловой станции. Кто-то может сказать, что все мы временно пребывающие, что так оно везде и у всех, но нет. Не так. На могилах предков иначе.
Всё названное во мне было. Тем не менее, в Беларусь я вернулся даже не из-за этого. Как есть время собирать и раскидывать камни - так есть время покидать и возвращаться. Нельзя покидать дом, когда в нем больная мать. Нельзя покидать страну, когда ее может не стать.
Вы уже имели дело с белорусским КГБ, когда в ходе президентской избирательной кампании были арестованы, обвинены в сотрудничестве с «иностранной разведкой» и в декабре 2010 года оказались в СИЗО КГБ – с перспективой быть осужденным на срок от 5 до 15 лет лишения свободы. В 2011 году Amnesty International признала вас узником совести.
В день президентских выборов, 19 декабря 2010 года, вы были арестованы и позже обвинены в организации массовых беспорядков. Суд приговорил вас 20 мая 2011 года к 2 годам заключения с отсрочкой приговора на 2 года, а в июле 2013 года вы были освобождены от отбывания наказания. Не страшно с таким недавним прошлым жить в современной Беларуси, да еще и продолжать выступать в оппозиции к нынешнему политическому режиму? На что вы сегодня надеетесь?
Впервые я «имел дело» с КГБ в 15 лет… Так оно и тянется по жизни.
В романе «Автомат с газировкой с сиропом и без», написанном после событий 2010 года, есть эпизод, где взрослого героя романа допрашивает сын того следователя, который допрашивал его в юности. Такая вот метафора нашей советской жизни, нерушимых традиций в нерушимом союзе…
Человек – существо, ко всему привыкающее. В том числе к боли, страху. Но есть пороги, уровни, которые ты способен перетерпеть. И в разных условиях, ситуациях они разные. Дома, попивая кофе на кухне, я никогда бы не подумал, что смогу вынести все то, что вынес в тюрьме. Что смогу пережить тот страх, который пережил, когда люди в черных масках ворвались в больницу, в палату реанимации, где я лежал под капельницей, и потащили меня, голого, на улицу, на лютый мороз. “Они знают, что одежда мне уже не понадобится! Никакая и никогда!” - вот каким страхом меня пронизало. И лежа на промерзлом, к которому кожа прикипала, днище машины, я всё пытался определить, в какую сторону при выезде из больницы они повернут? Если в сторону города, там тюрьма - и есть надежда... Если в сторону кольцевой дороги, там лес - и надежды нет. Так уже исчезали бесследно белорусские оппозиционные политики...
Кстати, на вопрос журналистов: “Где кандидат в президенты Некляев?”, – Лукашенко ответил: “Хотите с ним поговорить? Думаете, что украли и куда-то увезли? Больше таких подарков не будет!” То есть, сам признал, что были такие “подарки”. Так что страх мой был не беспочвенным. И когда я увидел, что меня привезли в тюрьму, я был счастлив. Ну, почти...
После такого страха бояться уже нечего.
В последнем классе школы меня сильно избили. Матросы, которых прислали в наш городок копать картошку. В парке за танцплощадкой. Били накрученными на руки ремнями, пряжками. Когда, заметив военный патруль, убежали, я стоял на четвереньках, весь в крови и соплях, и скулил по-собачьи. Патрульных было трое, два солдата бросились меня поднимать, а старший лейтенант остановил их. “Встань! Сам! И почувствуй себя человеком!”
Я запомнил того старшего лейтенанта. Моего последнего школьного учителя.
Человек – это чувство собственного достоинства. Есть это чувство – есть человек. Нет этого чувства – нет человека.
Вот и всё.
В конце марта вы прибываете в США. Какова цель визита? Значимость для вас этой поездки?
Цель визита – агитация за избрание президентом Соединенных Штатов Америки госпожи Хиллари Клинтон.
Шутка, разумеется. Это дело американцев, кого им выбирать. Но если бы я был гражданином США, проголосовал бы за Хиллари. Я внимательно следил за тем, как и что она делала, будучи госсекретарем, слежу за ее избирательной кампанией – и мне кажется, что если американские граждане дадут ей возможность проявить себя на посту президента США, Америка увидит великую женщину.
Ну да, повторяю, это дело американцев. Может, они хотят увидеть президентом Америки кого-то, напоминающего Лукашенко и Жириновского вместе взятыми. Тогда, конечно, это Дональд Трамп.
В Госдепартаменте я встречаюсь с сотрудниками, отвечающими за политику США в восточной Европе, но большинство встреч – с белорусской диаспорой. По приглашению БАЗА (белорусско-американского объединения) я и приезжаю в США.
В связи с политикой «изменений через сближение», затеянной руководством ЕС в отношениях с белорусским режимом, на Западе возникли какие-то неоправданно радужные надежды. Я вовсе не против того, чтобы они сбылись, но уверен, что заигрывание с Лукашенко в итоге ничего не даст. Поэтому политика «сближения» (пока, кстати, одностороннего) должна быть уравновешенна политикой давления. Лукашенко сейчас находится в очень сложном положении – и его можно и нужно заставлять в ответ на помощь делать встречные шаги. Помогая, принуждать. Скажем, очень важно заставить белорусский режим провести осенью этого года траспарентные, справедливые выборы в парламент. Вот если эта, стоящая в повестке дня цель будет достигнута, тогда в Беларуси можно будет ожидать каких-то реальных изменений, политических и экономических реформ.
Еще, поскольку движение «За государственность и независимость» в Беларуси не зарегистрировали, мы решили учредить его как международное, и хотели бы заручиться поддержкой как со стороны белорусской диаспоры, так и со стороны официального Вашингтона. Я понимаю, что канун президентских выборов не самое лучшее время для переговоров о судьбе Беларуси, но что делать, если судьба решается как раз сейчас…
© RUNYweb.com
Дизайнер Брайана «Бана» Бонголан подала иск против опального музыкального магната Шона Комбса на сумму 10 миллионов долларов. Как утверждает жертва, продюсер пытался выбросить ее с 17 этажа здания...
.jpg)
Судья штата Делавэр Каталин Маккормик оставила в силе свое январское решение об аннулировании вознаграждения главы Tesla Илона Маска на рекордные $56 млрд. Компания заявила, что будет обжаловать последнее судебное решение...
Мать рэпера Эминема, 69-летняя Дебора Нельсон, которую музыкант обвинял ее в наркозависимости, алкоголизме и жестокости, ушла из жизни после продолжительной борьбы с онкологическим заболеванием...
Россиянка Номма Зарубина налаживала связи с журналистами, военными и экспертами по поручению российских спецслужб. Она лгала американским властям о своих связах с Россией, но позже призналась, что сотрудничала с ФСБ...
Тяжелобольной продюсер Харви Вайнштейн, находящийся в тюрьме, подал в суд на город Нью-Йорк и его систему здравоохранения. Иск подразумевает возмещение вреда физическому и психологическому здоровью на сумму $5 млн...
Первый в истории русской иммиграции в Америке общинный мемориальный дом «Лисовецкий» – это место, где в скорбную минуту ухода родного человека, вы будете обеспеченны самой добросовестной помощью на родном языке
Профессиональная видео-съемка и монтаж видео. Телефоны: 1(518) 365-1460, 1(518) 365-3907; e-mail: olegasaulenko@gmail.com
Добавить комментарий
0 комментариев