Оценить материал
Еще читать в этом разделе
- 09.12Скрытый текст найден в легендарном манускрипте Войнича
- 08.07Нэнси Пелоси написала книгу, где рассказал об истоках ее вражды с Дональдом Трампом и штурме Капитолия
- 08.05«Человек, первым открывший Бродского Западу» – книга о Джордже Клайне, первом переводчике поэта на английский язык
- 07.04Вышел дебютный роман Киану Ривза, написанный в соавторстве с Чайной Мьевилем
- 04.30Как и почему в США ограничивают доступ к книгам
Яков Гордин: «История – это сложное сочетание человеческих поступков». (Часть Первая)
15 Мая, 2015, Беседовал Геннадий Кацов
Яков Аркадьевич Гордин – российский литератор, историк, публицист, драматург, главный редактор журнала «Звезда». Фото с сайта svoboda.org
Яков Аркадьевич Гордин – российский литератор, историк, публицист, драматург, главный редактор журнала «Звезда» с 1991 года (совместно с А.Ю.Арьевым).
Родился 23 декабря 1935 года в Ленинграде. После школы служил в армии (курсант полковой школы отдельного стрелкового полка в/ч 01106, порт Ванино, командир отделения саперов-мостостроителей в отдельном инженерно-саперном полку, Южное Забайкалье, Восточная Сибирь).
После армии, с 1957 года учился на филологическом факультете Ленинградского университета -два года на очном, два на заочном отделении. Ушел с четвертого курса, закончил курсы техников-геофизиков и пять лет (1959-1963 гг.) работал в геологических экспедициях НИИ Геологии Арктики (Северная Якутия, Верхоянский хребет). С середины 1960-х годов публиковал в периодике стихи (позже вышли две книги стихов), критические статьи и очерки в журналах «Новый Мир», «Вопросы литературы», «Звезда» и др. В 1967 году Лениградский ТЮЗ поставил историческую трагикомедию «Вашу голову, император!». Впоследствии много работал для театра: четыре спектакля в разных театрах.
Основным жанром с начала 1970-х годов является историческая публицистика с прочной документальной основой. Предмет изучения – русская политическая история ХVIII-ХIХ вв. в ее кризисных моментах. До сего дня выпущено около двадцати книг.
Яков Аркадьевич, 2015-й год для вас юбилейный. Прежде всего, желаю вам здоровья, творчества и удачи во всех ваших планах и проектах. Как-то, рассуждая о судьбе вашего друга, писателя Юрия Давыдова, вы высказали мысль о концепции жизни, как духовного усилия. Одна из ваших книг, посвященных вашему другу, поэту Иосифу Бродскому, называется "Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел. О судьбе Иосифа Бродского". Накануне вашего юбилея, ретроспективно рассматривая написанное вами, сделанное в литературе, истории, издательской сфере, оглядываясь на события и этапы в вашей судьбе, могли бы вы сказать, в чем «замысел вашей жизни»? Существует ли иерархия духовных усилий – не только по отношению к разным целям, но и при построении некоей главной цели, которая определяется «величием замысла»?
Во-первых, спасибо за пожелания. Здоровье – вещь не лишняя. Пока не жалуюсь. Когда меня спрашивают, как мне удается сохранить форму, я отвечаю, что обязан этим гвардии полковнику Хотемкину, командиру полка, где я был курсантом. Он устраивал нам такие физические нагрузки, что закваски хватило надолго.
Что касается сути вопроса... Было несколько этапов. В отрочестве я не собирался заниматься литературой, историей. Я мечтал быть зоологом, жить в лесу, путешествовать. Учителем жизни был Джек Лондон, рассказы и романы которого я читал и перечитывал. И главным замыслом было – сделать себя достойным лондоновских героев. А это означало органичное сочетание интеллекта и физических возможностей. Мартин Иден как идеал, одним словом.
Но с какого-то момента эту стихию потеснила другая – историческая романистика: романы Яна, особенно «Чингисхан»; «Великий Моурави» Анны Антоновской. Я в классе десятом пробовал писать роман о Тимуре, собрал некоторое количество материала. Где-то у меня сохранилась школьная тетрадка с первыми главами.
Потом появилась другая литература, большинству моих сверстников в те – сороковые - начало пятидесятых – годы недоступная: Ницше, Д’Аннунцио, польский декадент-ницшеанец Пшебышевский. Благодаря тому, что мой отец, известный пушкинист, имел абонемент в библиотеке Гослита, а я этим абонементом мог пользоваться, я и получал все эти книги. Потом чрезвычайно важным стал роман Ромена Роллана «Жан Кристоф» и его же история европейской музыки, биографические эссе Цвейга. Все это были вещи в жанре «преодоления», «роман карьеры» в высоком смысле.
Но лондоновское начало никуда не ушло – отсюда и стремление в армию, и занятия боксом в армии и университете. И геология – Крайний Север.
Однако, рано или поздно некий замысел должен был кристаллизоваться. И он постепенно появился. Это, как я теперь понимаю, изначально была сложная комбинация всего выше перечисленного, только странным образом опрокинутая на русскую историю. Свою роль сыграла армия – наиболее жесткая плоть истории, если понятно, что я имею ввиду...
В начале шестидесятых я уже оформил контуры задачи: как Россия оказалась там, где она оказалась? Почему она прошла через те дантовы круги, через которые она прошла? И каков опыт людей, пытавшихся изменить этот трагический курс?
Отсюда появились и соответствующие персонажи – «человек преодолевающий», идущий поперек или против течения исторического потока. Все началось с декабристов. Потом были: Василий Никитич Татищев, первый наш историк, попытавшийся ход истории перенаправить; князь Дмитрий Михайлович Голицын, через пять лет после смерти Петра I попытавшийся ограничить власть не просто царствующей особы, но той чудовищной машины-государства, которую создал Петр.
Потом Пушкин – историк и политик, пророчивший империи катастрофу; Лев Толстой с его яростным неприятием мироустройства. И недавно – генерал Ермолов, существенно иной персонаж, но тоже – по-своему, по генеральски, по рыцарски – мечтавший перенаправить движение России.
И, конечно, Петр. Создатель того государства, в котором мы живем по сию пору и ничего не можем поделать с тяжким наследием первого императора, «строителя чудотворного».
Когда-то замысел был стройный. За Пушкиным должен был последовать Гоголь-мыслитель, затем Достоевский, а затем уже Толстой. Их всех объединял ужас перед грядущим и трагическая попытка указать иной путь. И не менее трагическая неудача. С Гоголем и Достоевским не получилось.
Но то, что уже есть – моя попытка объяснить причины нашей исторической драмы. Не будем говорить о «величии», но замысел был таков. А уж что получилось...
Что до иерархии духовных усилий, то наибольшее напряжение связано с Петром, о котором я писал (книга «Меж рабством и свободой»), и уже окончательно надеюсь выяснить отношения с этим демиургом, ужасным гением, в ближайшее время. Это будет непросто. Да и дожить надо.
Почему вы в середине 1970-х годов повернулись к предмету истории лицом и спиной к стихосложению? В одном из интервью вы говорите о таком понятии, как «ответственность осведомленности». Академик Дмитрий Лихачев отмечал, что «всякое литературное произведение является общественным поступком». Насколько это общественный поступок - историческая публицистика, историческая литература: от Вальтера Скотта, Виктора Гюго, Лиона Фейхтвангера до Юрия Тынянова, Валентина Пикуля, Юрия Давыдова, Булата Окуджавы, Якова Гордина? Насколько Вы допускаете существование вымысла, подобно историческому роману, в исторической беллетристике?
Нет, это не я повернулся спиной к стихосложению, а оно ко мне, увы! Стихи ушли. Я мог бы продолжать их писать – это дело техники. Но они должны приходить сами. Их нельзя затаскивать на бумагу насильно. Я и не пытался. Ушли – значит так тому и быть. Хотя, жаль.
А историей я занимался, как уже сказал, с шестидесятых. Просто к началу семидесятых я, как мне кажется, уловил свой жанр. Думаю, мог бы начать писать книги и раньше, но обстоятельства сложились определенным образом. Я был «подписантом». Теперь не все знают этот термин. Я трижды подписывал письма по поводу политических процессов.
Вообще движение «подписантов» в шестидесятые было весьма обширным. Насколько я помню, письма протеста подписало за несколько лет больше двух тысяч человек. Но к концу шестидесятых движение было жестко подавлено. За подпись под письмом, защищавшим Гинзбурга и Голанскова, я был занесен в «черный список», у меня полетели спектакль и книга стихов, и на все публикации был наложен запрет. Было не до монографий. Я писал телевизионные сценарии и они шли под именами моих друзей.
Занятия историей при этом, естественно, никуда не девались. Но первую большую вещь в жанре исторической публицистики я опубликовал в «Звезде», в юбилейном пушкинском номере в 1974 году – «Гибель Пушкина».
Выражение «ответственность осведомленности» я употребил применительно к мемуарному жанру. Когда человек знает нечто, что не могли знать другие, его обязанность этим знанием поделиться. Речь шла о Бродском.
Историческая публицистика, документальное повествование, – можно называть по-разному, чтобы отличить от строго академических текстов, – конечно же, общественный поступок, если сочинение осмысленное и честное. Главная функция этого жанра – просветительская. Литератор-историк, работающий в этом жанре, не развлекает читателя, но воспитывает его. Имена, названные Вами – Валентин Пикуль, уж простите, попал в этот ряд случайно, – это имена блестящих романистов. (Речь, естественно, не обо мне). Художественная проза такого уровня если и предлагает вымысел, то вымысел этот равен истинной плоти истории. Историческая же публицистика никакого вымысла не допускает. Я работаю с документами и отвечаю за каждый эпизод и каждый поступок персонажа в не меньшей степени, чем автор академического исследования. Стилистика иная, а ответственность та же.
Я написал один исторический роман «Крестный путь победителей» – именно роман, прозу –параллельная история Войны за Реформу в Мексике в середине ХIХ века и драма Великих Реформ в России. Главный персонаж, мексиканец – «отец мексиканской демократии» Бенито Хуарес, из тех, кто поворачивает поток истории, насквозь документирован насколько это возможно в художественном тексте, а русский герой, хотя у него и был прототип, мной выдуман, выдуманы его письма из Мексики, на которых держится сюжет. Но повторяю, этот вымысел соответствует плоти реальной истории. Ничего подобного я себе не позволяю в книгах другого жанра.
Моя последняя по времени работа – жизнеописание Ермолова в двух томах – документирована до последней строчки. В этом смысл исторической публицистики – читатель должен быть уверен, что он имеет дело с реальностью.
При этом интерпретация материала, выводы, которые делает автор относительно мотиваций персонажей, психологический анализ на основе документов – писем, воспоминаний, дневников – вот это ситуация более сложная и индивидуальная. И здесь играет решающую роль интеллектуальный уровень автора и его жизненный опыт. Если бы я не служил в армии, я, очевидно, по-иному понимал многое в том же Ермолове.
И, возвращаясь к началу: если у литератора-историка нет острого чувства ответственности, стойкого стремления приблизиться к истине, он может наделать бед.
В качестве эталона, образца ответственности и жажды исторической правды необходимо назвать моего покойного друга Натана Эйдельмана. Не в том дело, что он был носителем абсолютного знания – это и невозможно, а в том, что он, сжигая себя, стремился к нему. Главное в нашем деле – именно стремление к истине, движение, честный процесс познания.
Что такое история? Я разделяю точку зрения византиниста Сергея Иванова, заметившего: «Спрашивать историка о будущем — это все равно, что спрашивать патологоанатома о бессмертии души». Это, конечно, противоречит известному Оруэлловскому высказыванию: «Тот, кто управляет прошлым, управляет будущим. Тот, кто управляет настоящим, управляет прошлым.» Но если когнитивный опыт историка связан с прошлым и реализуется в настоящем, то есть ли хоть какой-то ответ на вопрос: что же движет историческими событиями, в которые мы все вовлечены? Сегодняшними конкретными событиями: борьба с радикальным исламизмом; война в Восточной Украине; обострения до уровня, практически, холодной войны, между Россией и Западом; падение кредита доверия к политикам и политическим институтам до исторических максимумов, и т.д.
Что такое история? Вариантов может быть множество. Но главное, на чем я много лет настаиваю, история – это сложное сочетание человеческих поступков. История – это люди. Нет никакого абстрактного исторического процесса. Только, повторю, человеческие поступки. Отсюда и возможный подход к, так сказать, «пророческой» функции историка. Историк может предполагать – именно предполагать! – «что сбудется в жизни» настолько основательно, насколько он способен понимать на основании прошлого опыта, на основании анализа человеческих поступков, мотиваций, лежащих в основе возможных поступков наступающих поколений.
Отсюда, опять-таки, возможный ответ на роковой вопрос: что движет историческими событиями?
Пример – шквал исламского радикализма. В чем причина?
Есть такое фундаментальное явление как историческая обида. Это мощнейший стимул к активности. Вспомним, что на протяжении веков ислам доминировал на огромных территориях, создавал великие культуры, в частности, в период «темных веков» варварской Европы сохранил античное философское наследие; строил великие державы: Османская империя, Персидская империя - два гиганта. Вспомним стремительные завоевания арабов. Османы разрушили Византию, окончательно зачеркнув Римскую империю. Еще в ХVII веке Турция всерьез угрожала Европе. Турки осаждали Вену. До этого – блистательные халифаты. Высокая культура мавров в Испании. И так далее...
А потом? И Турция, и Персия – глубоко второстепенные державы, жертвы борьбы европейских дипломатий. И Турция, и Персия несут унизительные поражения от России. Арабский Восток – колонии европейцев. Упадок культурный, экономический, военный...
Сегодня наступила эра реванша. Безумие исламских радикалов – следствие неизжитой, полуосознанной или глубоко осознаваемой исторической обиды. Обида – не научный термин, но чисто человеческое свойство. И она движет сегодня миллионами людей, готовых на смерть ради того, чтобы изжить глубоко гнездящееся в сознании чувство многовековой оскорбленности.
Это, кстати, многое объясняет и в судьбе России, и Сербии. Монголы, те же османы...
Посмотрите с этой точки зрения на украинские события. Многое прояснится – и со стороны Киева (условно говоря), и со стороны украинского Востока. И со стороны тех сил в России, которые искренне оскорблены гибелью СССР. А поскольку мировая политика становится все более механистичной, все менее ориентирующаяся на фундаментальные свойства человеческой натуры, то люди теряют к ней доверие. Отсюда тяга к вождю – человека к Человеку.
Если вернуться к радикальному исламу, то его лидеры обращаются не к экономическим закономерностям, а к очень простым человеческим чувствам, в том числе чувству обиды, оскорбленности, оправдывающей любую жестокость.
Что Вы можете сказать о сегодняшней России? В своей книге о декабристах, вы называете их реформаторами, но не революционерами. Есть ли сегодня в стране реформаторские силы и возможны ли позитивные, демократические изменения путем реформ? И возможна ли революция, пусть даже «кастрюль», то есть по типу бразильских домашних хозяек, недовольных экономическим положением в стране? Экономическая ситуация в России, не только по причине западных санкций, стремительно деградирует, пенсионный фонд расходуется на восстановление Крыма, оппозиции, практически, не существует, равно как и, реально, различного рода конституционных свобод. Насколько необратим этот процесс, который, похоже, был начат еще при Александре III, затем – Победоносцев, которого сменил Ленин, Ленина – Сталин, и так далее. Как бы Вы «обустроили» Россию – по Вашему сценарию?
О сегодняшней России, как Вы понимаете, можно много чего сказать. Происходящие процессы и неожиданны, и закономерны одновременно. Но это был бы бесконечный разговор, а потому сосредоточимся на конкретной Вашей мысли.
Да, те, кого мы условно называем декабристами, – если, скажем, иметь ввиду лидеров Северного Общества, то да, изначально они были ориентированы на сотрудничество с властью, на мягкое давление на власть, с тем, чтобы реформировать страну. Но власть фактически заставила их взяться за оружие. Довольно типичная для нашей истории ситуация, увы!
Есть ли сегодня в России реформаторские силы? Безусловно. Они отстранены от активной деятельности, но, уверен, потенция новых молодых поколений в этом отношении велика.
Революционный путь, по глубокому моему убеждению, не только гибелен, но и невозможен. Россия исчерпала энергию насилия. Общество, за исключением маргинальных групп, понимает, что смена курса насильственным путем чревата совершенно непредсказуемыми последствиями. Посмотрите на Украину? Разве были там просчитаны последствия агрессивного Майдана? Как внутренние, так и внешние. Понятно, кто такой Янукович. Но я бы предпочел, чтобы его провалили на выборах, что было абсолютно реально. И вся мировая ситуация была бы сейчас иной.
Да, процесс, который Вы описываете, реален. Но, чтобы предсказать последствия, надо учитывать такое количество факторов, что я бы пророчествовать не решился.
Идущий сегодня процесс, надеюсь, не детерминирован.
Кстати, Победоносцев пришел не после Александра III, а при нем. И опыт, реализованный Победоносцевым и его воспитанником-императором, – попытка «замораживания» России, – опыт катастрофический, никуда не делся. Его можно попытаться не замечать, но он и его последствия – революция и торжество большевизма, остался в глубине общественного сознания. Я не верю в новую русскую революцию.
Что касается «обустройства», то здесь нет никаких загадок: честные выборы, минимизация государственного вмешательства в экономику, трезвый взгляд на свое прошлое, нормализация отношений с Европой. Правда, нужно, чтобы западные демократии осознали неточность своей политики по отношению к России, задолго до украинского кризиса. Вспомним, что мы говорили о влиянии фактора обиды на поведение народов.
Но наш внутренний кризис зашел очень глубоко и, соответственно, мы будем выходить из него долго и мучительно.
ПРОДОЛЖЕНИЕ читать здесь > > >
© RUNYweb.com
Стадо из 100 скульптур слонов в натуральную величину, изготовленных вручную коренными мастерами из Южной Индии, прибыло в район Митпэкинг в Нью-Йорке в рамках «Великой миграции слонов»
Итальянская премия 50 Top Pizza Awards опубликовала список лучших пиццерий мира за 2024 год. Первое место занял ресторан Una Pizza Napoletana, расположенный в Нью-Йорке и основанный Энтони Манджиери...
OpenAI представила новую языковую модель ChatGPT o1, способную рассуждать и логически решать задачи, имитируя человеческий процесс мышления, анализируя различные подходы и исправляя ошибки...
Гленн Лоури уйдет с поста директора Нью-йоркского музея современного искусства в 2025 году после 30-летнего преобразующего пребывания на посту, отмеченного расширением, инклюзивностью и институциональным ростом...
Рок-музыкант Джон Бон Джови получил благодарность от полиции города Нэшвилл за помощь женщине, которая предположительно намеревалась спрыгнуть с моста, на котором музыканты в это время снимали видеоклип...
Первый в истории русской иммиграции в Америке общинный мемориальный дом «Лисовецкий» – это место, где в скорбную минуту ухода родного человека, вы будете обеспеченны самой добросовестной помощью на родном языке
Профессиональная видео-съемка и монтаж видео. Телефоны: 1(518) 365-1460, 1(518) 365-3907; e-mail: olegasaulenko@gmail.com
Добавить комментарий
0 комментариев