Лена и Маэстро Иглесиас

19 Марта, 2004, Наталия Белая

Маэстро Франко Иглесиас работает со студентами.

Мое знакомство с певицей Еленой Островской проходило в несколько этапов. Сначала я встретила очаровательную хрупкую женщину, внешне гораздо более похожую на балерину, чем на оперную диву. Потом возник изумительный голос - просто услышала через тонкую стену, как она репетирует. А уж затем голос и внешний облик слились в единый образ.
Общаться с Леной всегда безумно приятно и интересно, поскольку она для меня воплощение радостной женственности и, одновременно, творческого непокоя. Она ищет новое и находит его, поскольку открывает новые возможности и не боится смелых экспериментов.

Лена, по-моему, последний раз мы с тобой долго говорили о новом периоде в твоей творческой жизни. Что это было и когда?
Думаю, что это было примерно восемь месяцев тому назад, когда я начала заниматься с удивительным педагогом. Франко Иглесиас - один из немногих представителей уникальной, уходящей, к сожалению, иколы итальянского бельканто. Он учился пению еще в довоенное время. Вообще, что означает само слово «бельканто»? Это - красивое пение. Как говорит мой педагог, когда ты поешь бельканто, то у слушателя во всем организме должно возникать ощущение расслабления и наслаждения. Такое пение фактически действует как лечебная терапия. Оно настолько прекрасно, что если у человека есть какие-то проблемы, то он о них забывает и пребывает в ощущении звука. А ведь очень часто, когда мы слушаем оперное пение (особенно это касается России), то мы не расслабляемся, не наслаждаемся, а совсем наоборот.

Да-да, мы частенько переживаем за певца. Возьмет он ноту или нет, например...
Совершенно верно. Зритель переживает, волнуется - удастся ли певцу высокая нота? А в бельканто таких нот нет. Это пение как река, которая плавно течет. Для слушателя нет ни высоких, ни низких нот, а есть одна красивая мелодия. Вначале мне было очень трудно, потому что я все-таки представительница русской школы: закончила Ленинградскую консерваторию. Уже здесь, в Нью-Йорке, несколько лет занималась с бывшим концертмейстером Большого театра Лией Могилевской. Она уникальный педагог, но все-таки тоже представляет нашу школу. Так что вначале я мало что понимала в уроках с маэстро Иглесиасом. Пришлось на какое-то время отказаться от уже назначенных концертов, выступлений и все свое время посвящать занятиям по смене техники пения.

Это увлекательное занятие?
Невероятно! Получается, что сейчас у меня осуществляется то, о чем я давно мечтала. Еще в консерватории постоянно слышала разговоры про бельканто. Все про это говорили, но никто толком не мог объяснить, что же это такое. Я что-то поняла, когда пришла к человеку, который восемь лет проработал в театре «Ла Скала», который пел на сцене с Марией Каллас и другими легендарными певицами, который фактически был учителем легендарного Пласидо Доминго... Очень ему помог, когда тот только начинал свою карьеру в Израильской опере. Иногда во время занятий педагог сравнивает мое исполнение с исполнением Каллас. Скажем, когда речь идет о «Норме». Он вспоминает ее, Ренату Тибальди, других знаменитостей, с которыми, еще будучи молодым человеком, выступал на одной сцене, и портреты которых висят у него на стенах.

Сколько лет Маэстро?
Ему уже за семьдесят, но он бодр, подвижен, активен, с колоссальным чувством юмора. Что мне особенно нравится на его уроках - это постоянное позитивное отношение.

То есть, он тебя постоянно хвалит?
Не то, чтобы хвалит. Он мне все время говорит: «Лена, расслабься, освободи плечи, руки. Ты как инструмент, как виолончель». На какой-то трудной фразе вдруг пошутит или внезапно возьмет за руку. И ведь все эти действия неслучайны. Знаешь, существует такое понятие, как мышечная память. Я слишком долго пела в другой манере, и память об этом сидит во мне. И вот эта его улыбка, шутки, похвалы постоянные действуют удивительным образом. Расслабляют, переключают внимание и настраивают на урок. Этот психологический момент очень важен. Я думаю, что в таком позитивном отношении тоже заключается разница между школой бельканто и нашей российской, советской школой.

Можешь подвести некоторый итог восьми месяцам занятий с Маэстро?
Мы начали заниматься в марте прошлого года, а уже летом он неожиданно предложил мне выступить с сольной программой в Мексике. Концерт состоялся в довольно большом зале города Монтерей - одного из самых богатых городов Мексики. Принимали великолепно. Это был очень необычный концерт. Назывался он «Голос и свет». Свет на сцене менялся в зависимости от силы звука, темпа, настроения, мелодии. Все было сделано с применением компьютерной техники. Подобный опыт с классическим пением - редкость. Это ведь не эстрада.

Эксперимент удался?
Считаю, что в достаточной степени удался. Это вообще для меня очень связанные вещи: свет и звук. Ты не можешь потрогать свет и не можешь взвесить звук. Ты можешь только увидеть и услышать. Некая нематериальность того и другого связывает их. Еще Скрябин писал музыку, где каждая нота представляла собой какой-то цвет. И вовсе не случайно он так важен в опере. Гаснет люстра в зале, открывается сцена и в зависимости оттого, залита она вся светом или только выхвачен певец, создается настроение.
После Мексики у меня были еще концерты в Нью-Йорке, выступления в Балтиморе с оркестром.

Лена, я заметила, что ты вообще человек достаточно смелый. Только что рассказала об эксперименте со светом, а еще, если не ошибаюсь, в каком-то спектакле на шпагат села! Где это было?
В спектакле «Летучая мышь» модного московского театра «Геликон-опера». Это режиссерский театр, им руководит талантливый Дмитрий Бертман. Он создает очень живые спектакли, яркие, драматичные, искрометные, актерски насыщенные. В этом театре опровергают предубеждение о том, что опера - жанр статичный, условный. Кстати, сесть, точнее, осесть, на шпагат придумала я сама. Конечно, «Летучая мышь» не «Аида», а классическая оперетта, шутка, розыгрыш. Хотя по сложности и красоте она не уступает ни одной опере. Партия Розалинды и костюм (серебристый фрак) позволяли соскользнуть на шпагат, и зрители, конечно, с восторгом приняли этот необычный ход.

Ты занималась гимнастикой?
Не совсем. Просто уже очень давно мой муж - доктор Игорь Островский - приучил меня к занятиям йогой. А йога - это прежде всего растяжки, упражнения на гибкость. Йоги говорят, что человек стареет тогда, когда теряет гибкость.

Последний вопрос. Как ты думаешь, что помогло тебе профессионально состояться в Америке?
Понимаешь, я просто не могу не петь. Даже в первые годы, когда совсем не было денег, я все равно ухитрялась заниматься. А ведь в отличие от России, в Америке педагоги оплачиваются. И чем выше класс, тем это стоит дороже. Сейчас, когда материальное положение стабилизировалось, возможностей, конечно, больше. Я люблю петь так, как другие люди любят играть в теннис, плавать, бегать. Вокал, звук меня вдохновляют бесконечно. Творчество удивляет, огорчает, радует. Это и есть моя жизнь. Так меня создал Бог, что я могу извлекать звук. Поэтому, наверное, есть желание постоянно этот звук совершенствовать. Когда-то я слушала записи великих исполнителей и не понимала, почему я не могу петь так, как они. Постепенно тайны открывались. И очень многие из них открыл мне маэстро Франко Иглесиас.

Теги: Елена Островская, Русская Америка, Русский Нью-Йорк

Америка Сегодня - Новости США на Русском Языке

Лента новостей:

Восстановление пароля

Войти

Зарегистрироваться

Оценить материал

Вставить в блог

Вставить в блог

Еще читать в этом разделе

Лена и Маэстро Иглесиас

Вставить в блог

Вставить в блог

Оценить материал

Отправить другу

Отправить другу

Лена и Маэстро Иглесиас

Добавить комментарий

0 комментариев

И Н Т Е Р В Ь Ю

Видео

НАЙТИ ДОКТОРА

Новостная лента

Бизнес-Директория