Оценить материал
Еще читать в этом разделе
Джулиан Лоуэнфелд. От буквы закона до пушкинской строки
4 Апреля, 2004, Беседовал Геннадий Кацов
Джулиан Лоуэнфелд
С Джулианом Лоуэнфелдом мы познакомились давно. Лет двенадцать назад Джулиан в качестве адвоката защищал 12 российских газет и одну израильскую в деле против русско-американского «Курьера»: последний еженедельно публиковал статьи без разрешения российских издательств, и адвокат Лоуэнфелд грудью встал на защиту авторских прав.
«Мы встречаемся в эпохальные моменты моей жизни», - заявил Джулиан на прекрасном русском, встретившись со мной на этой неделе. Дело в том, что следующий эпохальный период связан, по четкой адвокатской мысли, с выходом в свет книги «Мой талисман». Мы беседуем как старые знакомые, и только иногда я ловлю себя на мысли: как же этот американский адвокат прекрасно говорит по-русски!
Джулиан! Как это адвокату пришла в голову идея перевести «Солнце русской поэзии» на английский?
Пушкин - это гора Эверест русской поэзии, сокровище русской литературы. И я хотел разделить радость от прочтения Пушкина со своими друзьями, со своей семьей, ведь Пушкин сам по себе очень универсальный. Отмечу только: в его родословной намешано шесть кровей. Иначе говоря, Пушкин должен стать достоянием всего мира, а не принадлежать только русским.
Задача гигантская, и здесь сам собой напрашивается вопрос: откуда у вас такое великолепное знание русского языка?
Сначала я изучал русский в Гарварде, затем стажировался в ЛГУ на филфаке, потом в Колумбийском университете. И уже 10 лет я занимаюсь изучением русского с Надеждой Семеновной Брагинской, известной пушкинисткой. Она мне безвозмездно помогает и для меня как мама. Она воспитала во мне любовь к русской литературе, которая пришла ко мне от любви к Пушкину.
Ваш намек на то, что Пушкин шести кровей, предполагает вопрос о том, что и у его переводчика намешано в крови немало?
Моя мама - шотландская кубинка, семья живет в Испании, а папа - немецкий еврей «с корнями» из Кишинева. Но в семье не говорили по-русски с 1910 года. Мой прадедушка Рафаэль Левенфелд был переводчиком Льва Толстого и даже был судим в Германии, когда провозгласили Толстому анафему. Можно сказать, что сто лет спустя и у меня пробудился интерес к русской культуре, чему прадедушка, уверен, был бы рад. Он, кстати, написал прекрасную книгу «Разговоры о Толстом с Толстым», а также был основателем прославленного Шиллеровского театра в Берлине.
Практически, Пушкин не понят на Западе. Та легкость, которой славен язык Пушкина, в переводах теряется.
Потому что Пушкиным занимались академики, а не поэты. Есть, правда, абсолютно чудный перевод Марины Цветаевой, но на французский. Набоков сказал, что Пушкина перевести математически невозможно. Его собственный перевод «Евгения Онегина» сделан без рифмы или ритма, просто дословный перевод смысла, с математической точностью, сопровожденный более, чем 900-страничным комментарием. Знаете, Набоков был коллекционером бабочек. Получилась мертвая бабочка на булавке - есть название рода на латыни, но она не летает. Иными словами, в набоковском переводе нет музыки пушкинского стиха, нет его магии. Хотя я тоже преклоняюсь перед Набоковым. Но Пушкин ведь был человеком Ренессанса, он занимался итальянским языком и эту ренессансную грацию нужно чувствовать.
А откуда у вас такая уверенность, что русский язык вы и знаете, и чувствуете? Ведь ваши родные языки - английский и испанский.
Я понимаю, что нахальство - второе счастье, и не хотел бы оставлять впечатление самонадеянного человека. Но мне понятно, что я русский чувствую, и все. Я уверен. Ощущаю, что это мое, так сказать. И чувствую, что в других переводах что-то не то, чего-то не хватает.
Кого из англоязычных поэтов можно по свободе стиха сравнить с Пушкиным?
Уолта Уитмена, Уоллеса Стивенса. Томаса Эллиота, Йетса. И где-то Байрона. Пушкин, я бы сказал, - это настроение и величие языка Йетса, свобода Уитмена, ирония Байрона, глубина и грация Китса, да еще универсальность Шекспира.
Нужно ли пребывать во время перевода в каком-то особом состоянии?
Нужно войти вглубь его поэзии и через страдания (и в то же время, поэтическую легкость) понять его строку. Вообще, нередко я смотрел на пушкинский стих и ужасался: это перевести невозможно! А потом понял: нельзя думать о том, как я это буду делать, просто - вперед!
Для этого состояния нужна и особая обстановка? Свечи, спиртные напитки, Шопен, Моцарт, этюды Черни...
Что Вы! «Служенье муз не терпит суеты», но бывало, что я переводил Пушкина в здании суда, ожидая на скамье, когда позовут на судебное заседание.
А у вас в голове в это время Пушкин?
И, знаете, очень даже помогает сосредоточиться, найти нужные слова, выступить как адвокату емко и кратко. «Есть упоение в бою».
То есть, ожидание судебного заседания помогает переводу. А как с тем, чтобы наоборот? Что говорят ваши клиенты?
Иногда видят, что читаю газету, и тут же: «Брось газету! Займись Пушкиным». Интересно, что делу только впрок шло. Легкая пушкинская рука помогала мне даже двести лет спустя.
Даже в зале суда?
Даже в зале суда. Еще как!
Ай, да Пушкин...
© RUNYweb.com
Добавить комментарий
0 комментариев