Спонсор интервью - Алла Лисовецкая
Cъемка 17 ноября 2011 г.
Ашер, расскажите о себе. Ваша биография? Давайте начнем, как это принято у нас в «Энциклопедии», с самого начала, с первого дня Вашей жизни.
Первый день моей жизни был в 1976-м году. Родился я 5-го января, хотя большую часть, первую половину своей жизни прожил в городе-герое Одессе. Так получилось, что моя мама поехала меня рожать в другой город, хотя не герой, в город Запорожье. Там жили мои бабушка с дедушкой. Мои родители в то время учились в университете, заканчивали университет. Они поженились в очень раннем возрасте, и моя мама поехала меня рожать в Запорожье, где я прожил первые 4 года моей жизни, о которых я, конечно, не очень хорошо помню. Не помню как выглядел город Запорожье.
И с тех пор я жил со своими родителями в Одессе, когда они окончили университет, то есть, с четырех лет я жил в Одессе. Два слова о моих родителях. Они действительно очень интересные, уникальные люди, во многом я на них равняюсь. Мой отец – доктор физико-математических наук, сегодня работает начальником химических лабораторий в Иерусалимском Университете. Моя мама, к сожалению, покойная, она погибла прошлой весной, была завучем Детского художественного училища и затем также занималась учительской деятельностью, была вице-президентом Учительской ассоциации репатриантов в Израиле.
Я учился в 119-й школе в Одессе. Одесситы, наверняка знают, что это такое. Откуда я знаю, что знают? Потому что, когда меня выбирали вице-президентом какого-то детского общества, здесь в Нью-Йорке, все выходили, кандидаты, и рассказывали на каких заводах они работали, в каких институтах учились. Мне сказать было нечего, и я сказал, что учился в 119-й школе. Весь зал зааплодировал. Это была школа, где учились дети или каких-то высокопоставленных «шишек», или еврейские дети. Так, чтобы понять, насколько еврейская это была школа: в моем классе до меня, из моего класса, уехало 15 человек. То есть, в школе постоянно шел обмен коллектива, потому что все время евреи куда-то уезжали.
Это была специальная английская школа, которая потом, насколько я знаю, стала называться Гимназия № 1. Учился я там с первого класса, точнее, даже с нулевого класса. Это была первая «нулевка» в городе Одессе.
Спокойно живя, учился там до 8-го класса, до 9-го даже класса. Но, так получилось, что в 9-м классе, абсолютно случайно, я попал в Одесскую синагогу. Такая была одна синагога на Пересыпи. Надо понимать, что в Одессе до революции было более 50-ти молельных домов и синагог. По сословиям, по общинам и.т.д. На то время была одна синагога на Пересыпи, куда и собирались все одесские евреи: кто собирался идти в синагогу, кто хотел купить мацу.
До этого, я вообще ни разу в жизни не был в синагоге. Никакого отношения к еврейству я не имел. Мои родители были евреями, но я абсолютно не знал, что это значит. Один раз только. Где-то мне было лет одиннадцать, и мои друзья во дворе говорили о том, что они идут креститься. Тогда это было уже более не менее не то, чтобы дозволено, но приемлемо, и у меня тоже появилось такое желание, на что мои родители почему-то мне сказали «нет», и я не понял, почему. И, если я не ошибаюсь, в 1990-м году, я попал в Одесскую синагогу, притом, попал без своего желания. Каким образом, мне сложно сказать. Мой отец подумывал тогда ехать в Израиль, потому что его брат уехал в Израиль, и нужно было какие-то документы получить в синагоге. Отец туда зашел, увидел объявление, что есть курсы еврейской истории, языка. Ну, и сказал: «Почему бы тебе не пойти»?
У меня не было проблем социальных. Я был очень популярным парнем в школе, организовывал с пятого класса дискотеки в школе, было много друзей. Но почему-то я согласился и пришел туда. Пришли мы не вовремя, мой папа перепутал время, и встретились с одесским раввином.
Одесский раввин – это отдельная история. В то время это был Шая Гиссер, он сыграл ключевую роль в моей жизни. Он был обычным одесским парнем, который, также как и я в раннем возрасте, но в более запрещенное время, стал соблюдать Тору и заповеди. Его, если я не ошибаюсь, по-моему в 1984-м году выгнали из Советского Союза, отправили, вернее, разрешили в течение 24-ч часов выехать в Израиль. Он уехал со своей мамой, а потом приехал уже работать раввином в Одессу.
Вот буквально полмесяца назад он праздновал свое пятидесятилетие, а тогда он был совсем молодым парнем, чуть младше моего возраста, чем я, практически, сейчас. Он мне сказал, что сейчас занятий нет. Это было уже во второй половине дня в воскресенье: «Приходи завтра».
На следующий день я пришел. Там было 5, 6, ну, может быть, 7 молодых ребят и девочек, которые занимались с женой раввина, и я как-то к ним сразу присоединился. Мне дали выучить еврейский алфавит, я его сразу выучил, сразу, практически, начал читать. Чтение на иврите – это очень простое занятие. Тут как-то само собой вдруг сразу закрутилось, не то, что у меня какие-то духовные потребности, изыскания. Действительно, все было в полном порядке в жизни, как-то само собой закрутилось.
И потом был первый еврейский лагерь в Одессе, который открыли, по-моему, уже в 1991-м году летом. Там я работал уже вожатым. Мне было тогда 15 лет.
И затем я уехал в Киев. Я уехал из дому. Уехал учиться в полуподпольной Ешиве, где нас было только двое или трое ребят. Был один молодой раввин из Америки, который преподавал там. Я научился свободно читать на иврите, понимать даже, немножко переводить.
Потом, если вы помните, в августе 1991-го случился путч ГКЧП (именно тогда я сделал свое обрезание, в 15 лет, в Киеве). Мои родители, конечно, занервничали. Была такая странная ситуация, потому что мы были полностью отключены там от действительности. Мы не знали, что происходит в мире, в государстве, мы занимались своим делом, сидели, учились в Ешиве – молодые ребята. Нас было не так много, всего три человека. И моя мама мне позвонила и сказала: «Ты знаешь, что происходит»? – Я говорю: «Не имею никакого представления». – «Ты знаешь, Горбачева сняли»? – «Окей, хорошо, сняли Горбачева», - меня это не сильно интересовало, хотя за день до этого мы ехали в первый тогда еврейский лагерь в Киеве, на бывшей партийной даче, в Буче, и по дороге нас остановили, и шла колонна танков на Киев.
Когда я об этом рассказал маме, уже на следующее утро мой папа был в Киеве, - забрать меня в Одессу. Когда я вернулся, мои родители, по каким-то непонятным причинам, откошеровали кухню. Их было три, на весь миллионный город в Одессе, три кошерные кухни. Одна была у моих родителей. Мои родители были достаточно успешными людьми. Папа был, я не помню точно, то ли начальником лаборатории, или что-то еще в этом роде, но, в общем, каким-то серьезным деятелем в институте физики, с международными публикациями. Моя мама была завучем Детского художественного училища, что тоже достаточно высокопоставленная должность, но при этом они почему-то согласились со мной, откошеровали кухню.
В Одессе тогда кошерных продуктов, вообще-то, не было. Когда заканчивалось лето, мне, по идее, нужно было идти в 10-й класс, тогда учились до 11-го класса. Но мои родители уже приняли решение ехать в Израиль, и я сказал своей маме, что не хочу возвращаться в школу. Я бросаю школу, и буду учиться, пока мы не уедем, в Ешиве.
Мой отец сказал: «Да, действительно, какой смысл возвращаться на работу, мы все равно уходим». И тут у моей мамы просто вылетела почва из-под ног, она не понимала, что происходит с ее семьей. Она уехала к моей бабушке, которая жила тогда на Дерибасовской. И я помню этот замечательный момент, когда мы пошли в синагогу, и моя бабушка спросила мою маму: «Где твоя семья, где твой муж?» – «Пошел в синагогу». – «Твой сын?» – «Пошел в синагогу?» - «Твой младший сын?» – «Тоже пошел в синагогу». – «Что ты здесь тогда делаешь»?
Тогда мама тоже пошла к себе на работу. И у нее на работе поняли, что это серьезно, когда в Йом-Кипур она пришла в белых тапочках в свой кабинет и в белом платке, и сказала, что сегодня она работать не будет, она идет в синагогу. Тогда там поняли, что это не детский лепет, что это серьезно.
Так мы приехали в Израиль в январе 1992-го года, абсолютно уже религиозными людьми. Я пошел сразу же учиться в Ешиву. Тогда в Ешиве было очень мало русскоязычных евреев, которые приезжали из Советского Союза и что-нибудь соблюдали. Я был единственным русскоязычным парнем, на всей параллели. Это была Yeshiva High School, очень престижная в Израиле, Шиват Хурев, где мне пришлось нагонять год. Я нагнал, сдал экзамены вместе со всем потоком и отправился учиться в более старшую Ешиву, где изучались только еврейские предметы, такая, своего рода, семинария, rabbinical school, как говорят в Америке. Тогда же я ездил два раза, меня раввин Шая Гиссер приглашал работать в еврейской общине в Одессе. Я ездил, помогал организовывать там лагеря, Ешиву организовали. В 1995-м году я поехал почти на полгода. Мы организовали там Ешиву, в Одессе, еврейский лагерь сделали, праздники... В общем, занимались еврейской деятельностью уже тогда.
Тогда это было более свободно, чем в наше время. Затем, отучившись в Ешиве, я пошел в армию. В израильской армии, два года в развед. войсках, в Разведывательном Управлении Центрального Округа. Это была очень интересная служба. Я очень хотел пойти в армию, хотел пойти в десантные войска. Меня приняли в войска, но так получилось, что до того, как меня призвали, я женился, и женатых не очень брали туда, только по желанию. Естественно, моя жена была против. Но, все-равно, получилось, что у меня была очень интересная служба в армии, секретная, связанная с разведданными. И много компьютерной техникой. Я, вообще-то, заведовал компьютерной лабораторией, в разведке Центрального округа. После этого, меня сразу взяли на работу в большую международную компанию, где я работал программистом почти 3-4 года и параллельно учился в Технологическом институте в Иерусалиме, также на факультете computer science. Потом мы побывали в Америке. Второй раз мы приехали в гости с моей женой, тогда у нас уже родился сын, старший сын. И есть здесь такой религиозный деятель, здесь в Америке, с которым мы косвенно были знакомы. Он попросил меня прочитать несколько лекций у него в школе, School of Science Academy. Рассказать про армию, про то, как религиозный человек служил в армии в Израиле. Все это было детям интересно. Я тогда уже имел диплом раввина, в общем, ему было интересно, что я расскажу детям. И он мне предложил остаться в школе. Моя жена тогда уже получила мастера в Иерусалимском Университете, и ей предложили работу здесь, в Америке. Так, абсолютно случайно приехав, мы остались в Америке. Я по телефону уволился, то есть, мы остались здесь на работу.
Какой это год был?
Это был 2002-й год. В общем, с 2002-го года я живу здесь, в Америке. И тогда же, было несколько друзей, которые меня знали здесь, в Америке, были знакомы по Израилю, или по Одессе. Они попросили начать с ними заниматься. И мы начали заниматься у меня дома, мы тогда жили в бейсменте, в маленькой квартире.
В бейсменте – это в подвале?Э
Да, в подвале. Не было никаких финансовых средств, ничего. Я работал преподавателем в Ешиве, думал идти учиться дальше, заниматься компьютерами. И параллельно мы начали заниматься. Раз в неделю. Просто два-три человека собирались у меня дома. И одна из женщин, которая занималась у меня, ходила в синагогу. В этой синагоге, в которой мы сейчас снимаем этот ролик, она сказала, появился американский раввин, он чуть старше меня, который пытается здесь что-то изменить. Эта синагога практически закрывалась. Это был старый еврейский центр. Я встретился с этим раввином, и он мне предложил перенести уроки сюда, в эту синагогу. И точно так же, два-три человека, мы здесь раз в неделю встречались. Постепенно, люди начали собираться больше и больше. Ну, чтобы долго не рассказывать, это выросло в огромную русскоязычную общину, здесь в еврейском центре. И он здесь на Sheepshead bay, в Бруклине. О цифрах говорить сложно, на Йом-Кипур собирается 500-600 русских евреев, на пасхальный седдер, на праздники.У нас, действительно, выросла так называемая классическая община, полностью на самоокупаемости. Люди сюда приходят религиозные, нерелигиозные, старше, младше, дети, внуки, родители. Все просто хорошо здесь проводят время.
Строится это на том, что здесь людям вместе хорошо. Община растет, развивается. Люди женятся, строятся семьи, в общем, как когда-то было в еврейском местечке, только это здесь, в Бруклине, на Sheepshead Bay. И два с половиной года назад, Геннадий Кацов привел сюда, в синагогу, своего друга Давида Дуброва. Дубров известный русскоязычный меценат, филантроп, общественный деятель, у которого была школа, Elite High School. Он пришел на Пурим, вместе с Геннадием Кацовым и, когда здесь все уже делали Лехайм, бегали полупьяные в костюмах, дети, взрослые, я метался с этажа на этаж, чтобы все это организовывать, он ко мне подошел и сказал, что хочет, чтобы я был у него директором в Elite High School. Я сказал: «Давид, я Вас первый раз вижу, давайте выпьем немного текилы, сделаем Лехайм».
Месяц шли переговоры. В конце концов, у меня не осталось выбора, как еще стать и директором школы. И так вот, сегодня, будучи и директором школы, и раввином общины, все это вместе как-то совмещается. Очень сложно, времени не хватает, школа растет. Школа для мальчиков и для девочек. Это старшие классы, с девятого по двенадцатый класс. Мы стараемся, чтобы дети там получали высочайший уровень светского образования, потому что, несмотря на то, что это еврейская школа, мы берем детей из абсолютно нерелигиозных семей. Никто там не становится и не заставляется становиться религиозным. Нам главное, чтобы дети хорошо там себя чувствовали, получали удовольствие. Родителям хорошо, потому что дети получают самое высокое образование, идут в самый престижный колледж. Вот, только сегодня мы ездили на день открытых дверей, который специально для нашей школы был сделан, в одном престижном колледже здесь, в Нью-Йорке.
А детям хорошо, потому что у нас действительно очень свободная, легкая обстановка в школе. Очень дружно, молодой состав, В общем, весело. И все это вместе интегрируется и с синагогой, и с общиной. Каким-то образом, на себе это все я тяну. Времени не хватает, но идей очень много.
У Вас даже урок прямо сейчас, в 9 часов вечера.
Прямо сейчас, после этой записи, в 9 часов вечера будет занятие по Талмуду.
Еще вопрос. В последнее время случаи антисемитизма были отмечены здесь, в Бруклине. Ощущаете ли Вы эти настроения?
Смотрите, честно говоря, на себе лично, на общине, я не ощущаю этого. По поводу антисемитизма у меня есть свое мнение, которое я унаследовал от своего раввина, учителя Шая Гиссера. Он говорил, что если Вам в троллейбусе скажут: «Жидовская морда, убирайся в свою Палестину!» - то не нужно рвать на себе тельняшку и лезть в драку. Нужно обнять и поцеловать этого человека. Он напоминает, кто Вы такой и где Ваше место. Поэтому, я отношусь к антисемитизму так: «Если мы сами не помним о том, что мы евреи, по-хорошему не помним, то всегда найдутся те, кто нам напомнит».
Вы счастливый человек, Ашер?
Во-первых, у меня замечательная жена, с которой мы познакомились в Одесской синагоге. Тогда мы были из тех нескольких ребят, которые начинали еврейскую жизнь в Одесской синагоге, в 1990-м…, я уже не помню точно в каком году. Во-вторых, у нас четверо замечательных детей, старшему 10 лет, младшему – вот вчера было два года. Мне приятно проводить время с людьми в общине, мне приятно быть на работе в школе, ко мне хорошо относятся. Я думаю, что я счастливый человек.
Спасибо.
Спасибо.
