Съемка 06 октября 2010 г.
Елена, долгий, длинный путь в иммиграцию... Начало жизни, год рождения, место рождения... Расскажите о себе.
Я родилась перед войной, в Ленинграде. Когда война началась, мой отец пошел добровольцем на ленинградский фронт, в морскую пехоту. Он был моряком, тогда, дальнего плавания. После войны, заслужив награды, став инвалидом. Он перестал плавать за границу, - ему закрыли то, что называется «визой». Больше никогда он не плавал.
Он работал в Балтийском пароходстве, по-прежнему, как и начал свою работу.
После войны, я в совершенно нормальное время поступила в школу, в 7 лет. Закончила ее, как и многие.
Там же в Ленинграде?
Там же в Ленинграде. Я уже - не первое поколение ленинградцев. Мой отец родился в Ленинграде, я родилась в Ленинграде, и моя дочь тоже родилась в Ленинграде. Потомственные мы, собственно, ленинградцы.
Я до сих пор не могу привыкнуть говорить Санкт-Петербург, потому что я родилась и выросла, в общем, в Ленинграде. И покинула его, когда он был Ленинградом.
Закончив школу, я сначала работала, нигде по-долгу не задерживаясь. У меня странные были работы.
Потом, в какой-то момент, когда мне было уже достаточно много лет, юность моя заканчивалась, я познакомилась, встретилась с Сергеем Довлатовым. Познакомилась с его мамой. Она выяснила, что я грамотная, и предложила мне пойти работать вместе с ней в корректорскую, при типографии Володарского.
Это огромное было здание на Фонтанке, в центре города нашего, Ленинграда. Было издательство, Лениздат называлось. К нему примыкало старое здание, в котором размещалась типография.
Я выдержала экзамен: написала слово «коридор» без двух букв «р», как и положено, и была принята на работу в должности подчитчика. То есть, не настоящего корректора. Я должна была следить глазами по бумаге, с тем, чтобы текст, который читал корректор, соответствовал оригиналу.
Я проработала там достаточно долго. За это время Сергей вернулся из армии, отслужив свой срок, все 3 года. Потом у нас родилась дочь Катя. И мы продолжали жить все в том же старом здании на улице Рубинштейна, где сейчас висит мемориальная доска Сергею Довлатову.
Но через какое-то время, так сложились обстоятельства, наша семья разделилась. Мы с дочерью уехали в иммиграцию.
Какой это был год?
Это был 1978-й год.
В 1978-м году, 1-го февраля, мы улетали из ленинградского аэропорта в Америку. Мы ехали по Толстовскому фонду, который держал немножко дольше людей, почему-то, в этот период ожидания виз на Америку. И через 4 месяца, пробыв, как и всем положено иммигрантам, мы приехали в Америку в день рождения моей дочери. Нашей дочери Кати - 6-го июня 1978-го года.
Нью-Йорк поразил нас архитектурой, громадностью. Нас поселили в отель в центре города, который тогда был не очень..., ну выглядел иначе. Он не казался таким презентабельным, как сейчас. Отель назывался Latham. В первый или второй день, я уже не помню, мы с одним нашим знакомым пошли получать деньги. У него был чек. Ему выписал знаменитый коллекционер Кастакис чек на 250 долларов. Немыслимая, совершенно, сумма. И мы не знали, что с чеком делать, естественно.
Какие-то вопросы мы, не зная английского, пытались задавать прохожим на улице. В общем, мы от отеля Latham (на 28-й, по-моему, он улице был, ближе к 5-й Авеню) прошли пешком до Уолл стрит.
Это, примерно, час ходьбы.
Это было больше, чем час. И жара стояла совершенно дикая.
Моя дочь натерла ноги. Мы хотели купить ей что-то такое, взамен обуви, что-то мягкое и необременительное. И я помню беспомощность и невероятность того, что происходило. Мы заходили в какие-то магазины... Как ни странно оказывалось, что мы заходили в магазины, которые продавали оптом. Мы могли купить ей тапочки, но обязательно надо было купить дюжину, как минимум.
Отправились, естественно дальше, но уже не стали рисковать, а сели в метро. Не зная английского, мы пытались выяснить, в какую сторону и каким номером поезда нам надо ехать. И здесь, впервые, мы столкнулись с доброжелательностью обыкновенного американского пассажира. Нас взяли за руку, завели в поезд, каким-то образом невероятным поняли, куда нам надо, завели в вагон, и передали на руки людям, которые уже были в этом поезде.
Таким образом, мы добрались до своего отеля опять-таки. И оказались, в общем, уже дома.
Должна сказать, что пока мы были в замечательной стране Италии, под Римом, а потом в самом Риме, я как-то не чувствовала себя, все равно, на месте. А вот, приехав в этот ужасный, огромный и непонятный город Нью-Йорк, я почувствовала себя дома.
Нью-Йорк отличался от Ленинграда. Не было привычных улиц под номерами, архитектура совершенно другая, - огромные здания. Мы казались себе рыбками в аквариуме, на дне, как-то находясь там. Самолеты летали где-то в совершенной высоте, приходилось задирать голову.
Но, тем не менее, я почувствовала себя дома, - это был конец пути.
Естественно, сразу же встал вопрос о том, как мы должны устроиться уже здесь на месте. Мы начали искать знакомых, созваниваться и пытаться найти себе работу. Я использовала все возможности, которые мне были доступны, информативные, из Ленинграда еще. Естественно, я обратилась к Роману Гулю в его журнал, «Новый журнал». Он был тогда редактором, но у меня не вышло ничего с этим журналом. Оказывается Пирова победа, должна была писаться, опять же, с одним «р». Это не понравилось, почему-то, Роману Гулю. Он сказал: «Это Вы уж нам оставьте».
Потом я пошла в «Новое Русское Слово», и, как ни странно, довольно быстро была принята на работу. Через 2 месяца я оформила, как-то, все эти дела. Я уже определила дочку в школу, нашла квартиру через знакомых. Пошла работать в «Новое Русское Слово».
А в «Новом Русском слове» о том, что есть такой Сергей Довлатов в Ленинграде, и Вы его супруга?
Кто-то уже знал, да. Во-первых, я с этим столкнулась уже в Италии, когда мы еще искали квартиру в Италии, еще живя в гостинице. Тот человек, я не знаю, брокер, маклер. То есть человек, который нам предложил квартиру, в которую мы въехали в Италии, узнав случайно мою фамилию, закричал: «Я читал, читал Довлатова, как же, я знаю Сережку!»
Он был широко известен, Довлатов, до 1978-го года в России?
Нет... Ну как, он был известен каким-то образом, но, в общем-то, не настолько, сколько экземпляров могла взять пишущая машинка. Это все было в рукописях, публикаций никаких не было. Поэтому, такие настоящие его публикации произошли, когда он еще жил в Ленинграде, но во «Времени и мы» и в «Континенте».
Это вот были заграничные публикации. Таким образом, люди, которые имели доступ к ТАМ-издату, они, конечно, это имя могли узнать.
Сами понимаете, какое количество этих людей было.
Как вы объединились? Когда он приехал?
Мы встретились через год. Мы с дочерью вылетели 1 февраля из Ленинграда 1978-го года, а 24-го февраля 1979-го года Сергей со своей матерью прилетели из Вены в Нью-Йорк.
Мы его встречали. Он приехал, когда я полгода уже, примерно, работала в «Новом Русском Слове». Он уже меня воспринимал, как американскую жительницу.
Вы здесь уже тогда жили, в этой квартире, где мы сейчас находимся?
Нет. Первая наша квартира была квартирой под крышей, в совершенно частном доме. Дальше, здесь же в Квинсе, но в районе Флашинг, на 147-й улице. У русского хозяина, но из галицийцев. Он с Белой армией сюда пришел.
А сюда когда Вы попали?
Сюда мы приехали, когда вся семья уже была в сборе, полностью. Мы сначала жили по другую сторону, на параллельной улице. В доме с точно таким же номером, но квартира была на первом этаже. А потом мы расширились, увеличили свою жилплощадь, и переехали в эту квартиру.
Когда Сергей Довлатов обедал на кухне, он именно за этим местом ел, или за противоположным?
Стол стоял только здесь у нас, с самого начала у нас так было, что стол стоял здесь, с этой стороны. У нас никогда не было другого стола, кроме письменного.
У него было место какое-то за кухонным столом?
Да, у него было место за кухонным столом. Вон там, в том углу.
То есть, противоположное от вашего?
Да, там было его место. Ну, за этим столом довольно много народу сидело. Постепенно стол отодвигался, и на этой маленькой кухне собиралось человек 12 или больше. Все садились тесно вокруг стола. Были такие оживленные посиделки.
Когда Сергей Довлатов создал «Новый Американец», Вы не потеряли работу в «Новом Русском Слове»?
Я потеряла работу, когда «Новый американец» вышел. Первый номер «американца» вышел, я не помню, сколько вышло номеров, но обстановка для меня была очень трудной в газете «Новое Русское Слово». Во-первых потому, что «Новый американец» конкурент, естественно, русской газете, которая была единственная русская газета. Ну, и к тому же, муж стал главным редактором. Естественно, мне создали условия, при которых я предпочла уйти, почти по собственному желанию.
Сейчас Вы работаете в этой же области?
Я уже не работаю в этой области. Я на пенсии, чему очень рада. Я умею, люблю отдыхать, и у меня это получается. Я не работаю. У меня есть один единственный заказчик, которому я печатаю тексты. Он не профессиональный писатель, и мой сосед. Вот это все, что у меня осталось от предыдущей, довольно разнообразной практики.
Ваши ощущения вот в эту минуту, душевные?
Я испытываю душевный подъем.