-->
Четверг, 28 Марта 2024
А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
Loading video...

Съемка 07 июня 2012 года
Спорсор интервью - Олег ...

Михаил Звягин в Энциклопедии Русской Америки. Михаил, у нас есть 15 минут – и вся Ваша жизнь. Но жизнь от начала, от дня рождения, места рождения, года рождения и до сегодняшнего дня. А там уже – дай бог здоровья и до 120-ти лет. Итак, давайте начнем с первого дня.
Родился в 1931-м году, 7-го июня, в Питере.

7-го июня? Поздравляем Вас с Днем Рождения. У нас видеозапись – 7-го июня!
В семье нас было… Сначала я был один, потом прибавилась сестрица. Как себя помню, я всегда рисовал. Матушка очень много уделяла внимания моему воспитанию, как полемическому, так и в искусстве. Она покупала мне всякие карандаши, красочки. Всегда показывала мои рисунки, там, соседям, кому-то. В общем, мама была домохозяйка, папа работал.

Рабочий?
Нет, он был инженер-электрик. Но это потом уже. Вначале он просто служил на каком-то заводе, я был маленький, я плохо помню. Он в 1942-м году погиб в Питере. Он ушел добровольцем на фронт, вернулся раненым. Его везли через Питер, и он в этот момент зашел к нам домой. Как сейчас помню его раненную спину и гимнастерку, пробитую мелкими осколками в спину.

Так он что, умер у Вас дома?
Нет, он умер в госпитале. При матушке он прожил 2,5 минуты: успел спросить о нас, сказал, что он очень ее ждал, и умер у нее на глазах. Для меня это была очень большая трагедия. Ну, потом была блокада, жить мы остались случайно.

А как можно было в блокаду выжить? Ведь у каждого свой опыт.
Вы знаете, трудно говорить о блокаде, потому что как выживали дети блокады - это знают только матери. Мы остались живы случайно, это была чистая случайность. Это особый, долгий разговор, он не уместится.

Случайность, кто-то помог?
Да. Помогла одна знакомая.

Едой?
Да. Так мы бы умерли. Поэтому, когда говорят, что кто-то выжил на 125 г хлеба, я в это не верю.

На 125 г. в день? Умирали?
Невозможно было выжить. Потом была эвакуация, после прорыва блокады, через Ладожское озеро перебрались в Вологодскую область. Ну, там я рисовать уже не рисовал, ходил за 3 км в школу.

Вы сказали: “Рисовать я там не рисовал”. А в Питере Вы рисовали? И в блокаду рисовали?
Да. И в блокаду рисовал.

А чем Вы рисовали? 
Карандашиком. Что попадалось под руку.

Сколько Вам тогда было лет? 
Ну, война началась с 41-го года, мне было тогда 10 лет.

Вы до войны начали рисовать?
Да, как себя помню, я рисовал. Лет с пяти, или там… - всю жизнь. Потом вырвались, после блокады я потерял 2 года, в блокаду я не учился, был переросток. Попал в 5-й класс общеобразовательной, был старше всех ребят на два года. Там еще такие были ребятишки. Жилось тяжело, отец погиб, у матери специальности не было, она пошла работать в больницу Снегирева, а меня удалось устроить в ремесленное училище, было такое 11-е. 
И там, надо сказать, потом уже по жизни я понял, было довольно неплохо поставлено искусство преподавания. Была история искусств, рисование, писали акварелью. По окончанию училища я получил диплом живописца-акварельщика 5-го разряда, и поступил в ЦХШ. Выдержал большой конкурс, говорят, что было 27 человек на место. Но через год меня отчислили за неуспеваемость по всем математическим предметам, а по искусству у меня было все хорошо.

А по математике до сих пор?
Дальше четырех действий арифметики не идет. Потом, после отчисления, попал на военный завод, там писал какие-то плакаты. Потом призвали в армию. Мне повезло, я служил в Москве, сначала в автобате, ну, это был полезный очень урок, но, так как я рисовал, меня потом забрали в штаб автотранспортного управления.

Это какие годы?
Это было с 1951-го по 1954-й, я служил. А потом забрали в штаб ПВО страны. И там я днем служил, на картах в основном был, а вечером рисовал. Там были комичные ситуации. Но пребывание в Москве мне позволило очень хорошо ознакомиться с московским Подмосковьем и с музеями-усадьбами подмосковными. Музей Пушкина, Третьяковка – солдатам везде можно было ходить бесплатно, проезд был бесплатный, так что я целиком был… Но школа у меня не была закончена. И мои друзья учились уже в Академии, когда я вернулся из армии. Друзья были очень хорошие. Мне помогли вольным слушателем поступить в Академию, и я с ними занимался на 5-м курсе. Чудесный педагог был, который мне тоже уделял много внимания, Борис Сергеевич Угаров. Но он потом был последним президентом Академии художеств в советский период. Очень много теплого я бы мог о нем рассказать. Он как-то относился ко мне очень тепло и просто. В Союз я поступил на декоративно-прикладное искусство, у меня высшего образования художественного нет, меня приняли, как говорится, по таланту. Но под конец я занялся только живописью. У меня закупали работы. Судьба, я считаю, сложилась очень хорошо.

А что значит «закупали работы», в то время? Продавали частным коллекционерам?
Нет, нет. Закупало Министерство культуры, закупал Художественный фонд…

И потом эти работы распространялись по музеям?
Да, у меня… Пять музеев я знаю, где хранятся мои работы: в Смоленске, в Туле, в Омске, в Воронеже, где-то в Москве, в общем – пять или шесть…

А частные коллекционеры были в то время?
Вы знаете, были. Я был знаком с многими из них. Мое знакомство с коллекционерами в основном, как ни странно, распространялось на разные ипостаси. Я интересовался стариной, я собирал какой-то период икону русскую, старую, обязательно на дереве, без серебра. Собирал рисунки. И мне в судьбе повезло, я был знаком с целом рядом очень серьезных собирателей. Один из них преподавал и был великолепный знаток искусства. У него впервые я увидел настоящие большие имена, например, ни в одном музее не был выставлен Шагал, а у него были «Голубые любовники», знаменитый холст. У него я впервые ознакомился с работами Филонова, у него я впервые увидел Ларионова, у него я увидел графику 16-го века итальянскую, немецкую великолепную.

Это все, естественно, было у него в квартире.
Причем, небольшая квартира, в которой ему принадлежала одна комната. Вот, он собирал икону тоже. Он же меня познакомил с очень известным в то время реставратором из Русского музея, Иваном Васильевичем Перцевым, советами которого я пользовался и которые пошли мне на пользу. Потому что есть много таких тонкостей в собирании икон, которые обычные люди не знают. Он мне передавал это из уст в уста. Так что, были очень интересные люди, но это, знаете, кануло. Был очень обширный круг коллекционеров, собирали все: собирали веера, собирали мебель, причем были люди, которые собирали резную мебель, или только красное дерево, или только карельскую березу. Очень интересные были люди. Были люди, которые собирали графику, были люди, которые собирали работы Союза русских художников, другие собирали “Мир искусства”, третьи – только модерн, червертые – передвижников. Были обмены, по телефонам тогда, общались, приезжали. Мне иногда какая-то попадалась вещь, я знал, кто может этим заинтересоваться и знал, какой предмет у этого человека меня заинтересует. Звонил по телефону. Помню, был очень интересный собиратель Ханамиров, он был адвокат, и у него было потрясающее собрание. Он однажды открыл бюро красного дерева, он собирал живопись только на дощечках, дощечки стояли, как книги, в каждом углу. В общем, собрание было большое, очень большое.

А Вы что собирали?
Я, знаете, в тот период собирал икону. Ну, у меня собрание было небольшое, но достаточно хорошее. Собирал рисунки. Меня рисунки до сих пор интересуют. У меня больших имен нет, но меня всегда интересовала рука.

Несколько слов об африканском искусстве.
Вы знаете, с африканским искусством я впервые соприкоснулся в Америке, как ни странно.

Когда Вы сюда приехали?
Я приехал 20-22 года назад, в первый раз.

Как гость?
Да, случайно по гостевой, потом я прожил здесь 3 года, и мне дали грин карту, как художнику. Я не подавал ни на какие иммиграции, мне как художнику дали Грин карту, и я ездил и в Россию…

Но мы с Вами говорили, как раз до этой встречи, ведь африканского искусства ни в одной коллекции в России нет.
Нет. И сейчас нет.

А почему Вы этим заинтересовались?
Меня именно поэтому и заинтересовало. Когда я столкнулся в Метрополитене с африканским искусством, я очень пожалел, что не был знаком с ним раньше. Потому что я думаю, что мой творческий путь развития мог бы сложиться совсем иначе.

Африканское искусство в коллекции - из чего оно состоит? Картины, какое-то декоративное…
Африканское искусство – это прежде маски.

То, что потрясло в конце 19-го века европейских художников, отсюда тот же Модельяни, и.т.д.
Если бы не было Африки, не было бы и Модельяни, не было бы и Пикассо. То есть они, возможно, были бы, но в другом каком-то качестве. 

Вы подарите свою коллекцию России?
Вы знаете, подарить… Я подарил, после выставки, которая была в музее Пушкина. Я подарил, 80 вещей мы подарили с сыном.

Музею Пушкина?
Музею Пушкина. Там предполагалось открыть отдел африканского искусства, и я решил подарить работы. Но пока это, как говорится, мои только намерения. 

Я хотел бы, чтобы Вы показали свои руки. Вот так… Это руки художника. Михаил, у меня последний вопрос: “Вы счастливый человек”?
Да, я счастливый человек. Я счастливый, потому, что я всю жизнь занимаюсь любимым делом. Это редко кому удается.

Спасибо, жаль, что у нас всего 15 минут. Удачи Вам, здоровья, долгих лет жизни и успехов во всех наших начинаниях!
Спасибо. Благодарю Вас.

! Данный текст интервью является дословной распечаткой видеоинтервью. Авторская лексическая основа сохранена без изменений!

Михаил Звягин

Михаил  Звягин - Художник Михаил Звягин
  • Род занятий:коллекционер, скульптор, художник
  • Год рождения:1931
  • Место жительства:Бруклин, Нью-Йорк

Краткая биография:

Михаил Звягин родился в 1931 году в г. Ленинграде, ныне Санкт-Петербурге.

Когда началась Великая Отечественная война, отец ушел на фронт. Мальчик остался с матерью в блокадном городе и пережил все ужасы блокады.

Окончил Художественное училище им. В.А. Серова. Профессиональную карьеру начинал как художник текстиля.

Член Союза художников. Сегодня его работы хранятся в музейных фондах и собраниях Омска, Тулы, Воронежа, Смоленска, а также в ряде частных коллекций Западной Европы, США, в частности – в музее современного искусства крупнейшего американского коллекционера Нортона Доджа и в музее Чекпоинт Чарли (Берлинская стена).

Работы Михаила Звягина, посвященные блокадной теме, есть в Музее хлеба, блокадном музее одной из петербургских школ, в Эрмитаже. В начале сентября 2009 года М.Звягин заявил на ТВ о готовности подарить городу исполненную им бронзовую скульптуру Блокадная Мадонна.

Интервью и статьи:

Ссылки: