Америка Сегодня - Новости США на Русском Языке

Съемка 16 июня, 2011г.

Наталья, Вы - единственный повод для  сегодняшнего разговора. Не Ваша выставка, не “Kolodzey Аrt Foundation”, а Вы – Наталья Колодзей. Так что, давайте начнем, как это у нас принято – со дня рождения, с места рождения. 
Родилась я в Москве в 1974-м году. Насколько я себя помню, всегда была окружена коллекцией, которую мама начала собирать еще в 60-е годы. Когда мне был всего только год, на мой день рождения известный московский художник, Петр Беленок, принес мне не погремушку, а работу с дарственной надписью.

Ваша мама считает, что просто денег не хватило ни на куклу, ни на шоколадку, легче было работу подарить.
Я не знаю, какая была причина, но до сих пор очень дорожу этой работой, потому что она положила зерно нашей коллекции.

То есть, от нее, именно, стартовала коллекция?
Ну, я думаю, что от нее, наверное, стартовало сознание: в будущем, когда мне исполнилось 10 лет, я решила стать коллекционером. Естественно, в два года, как все дети, я пошла в изостудию. Там я лепила, рисовала, делала замечательные абстракции.

С двух лет?
С двух лет. Когда мне было пять лет, я занималась в изостудии, и в доме Архитектора у меня была персональная выставка. Так что, моя карьера художника была замечательная. А в 10 лет, когда довольно известный московский художник Владимир Янкелевский дал мне право выбрать из трех офортов работу для нашей  коллекции. Вот это ощущение выбора и какого-то причастия, как бы привело к тому, что я решила, что я брошу рисовать и стану искусствоведом. 
В то время я представляла, что я буду арткритиком. И когда я говорила об этом нашим иностранным знакомым, то все они очень удивлялись, потому что здесь арткритика имеет совершенно другое значение. Ну, естественно, как все молодые искусствоведы Москвы, я пошла сначала в Пушкинский музей, в клуб юных искусствоведов. Потом, естественно, на подготовительные курсы МГУ, но, так как я приехала сюда уже в 1992-м году и поступила в Университет уже здесь, в Америке, то в России я ничего не заканчивала.

Вы здесь какой колледж закончали?
Здесь, когда я приехала первый раз в 1992-м  году, меня позвал к себе Нортон Додж, известный коллекционер русского искусства. И в то время он как раз был в процессе – он передавал свою коллекцию, которая состояла более, чем из 30 тысяч произведений Ратгерскому Университету, в «Джейн Вурис Циммерли Арт Музеум». И я к нему приехала на ферму в большое “Mechanical Weel” в Мериленде, где я пробыла 6 месяцев, помогая ему с этой коллекцией. И в то время они искали кого-то в музее, чтобы помогли с трансакцией, чтобы помогли с именами, помогли с отбором работ. Поэтому, Нортон Додж предложил мне приехать в Ратгерс и там учиться. Они специально создали специальный грант, на который там нужно было знать столько всего, что… - не именной грант, но получилось так, что я была единственным человеком, который мог его получить. 
Потому что ни до меня, ни после никто не мог его получить: надо было знать все русское искусство, до того как ты закончил университет. И так как я получила этот грант, я поняла, что Ратгерс становится центром для русской культуры в Америке, центром для русского изобразительного искусства. Я поняла, что это очень хороший выбор, закончила Ратгерский Университет с отличием.
После этого я поступила, как поступают все искусствоведы, в аспирантуру. Но тогда уже, в 1991-м году мы создали здесь фонд “Kolodzei foundation”, который занимается пропагандой русского искусства через выставки в некоммерческих музеях, центрах, и также публикацией книг, каталогов, экранизаций, лекций. 
В 2004-м году мы начали работать над проектом Олега Васильева. И, конечно, передо мной был выбор: или работать над книгой и выставкой Олега Васильева, или, как хотел Ратгерс, посвятить все свое время учебе в аспирантуре. Это был такой сложный выбор, и я решила, что работа над книгой Олега Васильева будет намного важнее для русской культуры и для меня. 
Я решила временно учебу, как бы прекратить, то есть я не закончила, все забросила и вместо этого с большим удовольствием занялась проектом Олега Васильева. С большим успехом у нас эта выставка прошла, в 2004-м и 2005-м году в Третьяковской галерее и в Русском музее. Олег Васильев в первый раз приехал к нам в Москву, то есть, я думаю, для меня это было очень важным моментом.

Кстати, сопоставляя Ваши отношения с художниками уже в зрелом возрасте и в детстве, художники – они очень сложные люди. Ведь Вы с детства в этом  кругу вращались.
Они, конечно, сложные, но они очень интересные. Особенно, когда ты общаешься с современными, живущими художниками, ты чувствуешь сопричастность сегодняшнему дню. Ты понимаешь, что ты выбираешь одного или другого художника, и тем своим выбором ты, как бы, меняешь историю. Когда ты включаешь их в свою коллекцию, на выставки, пишешь о них. То есть ты участвуешь в этом историческом процессе. Они делают эти работы, но ты участвуешь в этом процессе по-другому.

Два вопроса. Один – кто-то остается благодарен, а второй – понятно, что кто-то остается и обижен.
Ну, благодарность здесь… Самое важное, что бы ты для себя чувствовал, что ты сделал что-то хорошее. А благодарность – это вещь такая. Зависит и от художника, и от натуры человека. Потому что все художники разные, разные по характеру, поэтому я особенно благодарности не жду. А обида, конечно. Обо всех не напишешь и не поможешь. И, конечно, существует очень много художников у нас в коллекции, больше 7000 работ, 300 авторов, но, конечно существуют художники, с которыми… Просто нас очень мало, мы не можем работать со всеми. В одном году мы работаем с одними, в другом  - с другими, но со всеми, естественно, мы не можем работать.

Ваша мама рассказывала, что коллекция постоянно пополняется. Каким образом, то есть, где точка отсчета: этот будет человек в Вашей коллекции, а этот нет.
Ну, я думаю часто: сейчас фонд стал очень известным, нам пишут, в день я получаю по 100-200 e-mails от разных авторов с просьбой посмотреть их творчество, с просьбой посмотреть их работы. Многих мы начинаем смотреть, разобираемся, что они в своей творческой деятельности делают. К кому-то присматриваемся, посещаем выставки. И потом уже смотрим, подходят ли их работы в нашей некоммерческой музейной деятельности.

То есть, Вас провенанс интересует, история картины, история художника?
Ну да, история – конечно, интересует, но в основном старые картины. В основном 1960 - 70-х годов, но сейчас интересует и молодое поколение, чем оно дышит на сегодняшний день.

Наталья, Вы молодая, красивая женщина. Кроме искусства, есть какие-нибудь сферы интересов?
Ну, есть, конечно.

Расскажите. Коктейли любимые?
Коктейли? Я люблю, например, джин-тоник. Один из моих любимых напитков. Но, вообще, я очень разносторонний человек, потому что в 9 лет я начала заниматься дзюдо. Я считаю, что это очень важно - быть в спортивной форме в наше время.

Продолжаете?
Нет, но я получила зеленый пояс, что для юношеского возраста была как бы высшая награда. Спорт я очень люблю, например теннис, но, конечно, любительский.

Большой теннис?
Большой теннис. И пинг-понг люблю. Люблю играть в шахматы, ходить в театр, на концерты, насколько позволяет время. То есть, искусство, конечно, моя жизнь, я его очень люблю. Каждый день, когда я встаю, с большим удовольствием, например, когда мне надо пойти на выставку и посмотреть нового художника, всегда большая радость на душе. Это не зависит от того, понравится художник, не понравится, но всегда ощущение очень позитивное. Поэтому мне кажется, что мне очень повезло, -  что тем, с чем я родилась, коллекцией мне очень нравится этим заниматься. Я счастливый человек.

Вы считаете себя ньюйоркцем, или Вы все еще продолжаете считать себя москвичом? Вы же постоянно в разъездах. Как Вы себя ощущаете? К какому городу, к какой стране Вы привязаны больше?
Я считаю сейчас, что я как бы человек глобальный, global citizen, как сейчас говорят, космополит. То есть, я ощущаю себя очень хорошо в Нью-Йорке, но когда я приезжаю в Москву, я тоже себя там ощущаю очень хорошо. Единственное что, у меня как бы такой маленький переключатель в голове, то есть, как только я в Шереметьево сажусь в аэропорт, я переключаю его, то есть, я  нахожусь в Москве и живу по российским законам. Когда я прилетаю в JFK, я его переключаю обратно, то есть я приезжаю в Америку и живу по американским законам. И когда ты это понимаешь, то тебе становится очень легко жить. То есть, ты не будешь каких-то вещей, к которым ты привык здесь в Нью-Йорке ожидать в России. И когда ты это понимаешь, то чувствуешь себя очень хорошо в любой стране.

Какой-то город есть, в котором Вы бы хотели жить дольше по времени?
Мне кажется сейчас, так получается, что Нью-Йорк и Москва – это идеальные два города.

Нью-Йорк, понятно, это галереи, это театры. Это ночная жизнь. В Нью-Йорке есть огромное количество дискотек, в Нью-Йорке есть большое количество ночных баров. Вы, я думаю, не отрезаете это от своей жизни?
Нет, я с большим удовольствием.

Куда Вы ходить любите?
Ну, разное. Мне больше нравятся такие, более спокойные… Естественно, когда я училась в университете, мы ходили больше по ночным клубам, и.т.д. Была очень бурная жизнь до 5-ти утра, с танцами и прочим. И когда, например, в Tunnel большие выставки устраивались, то была тоже очень бурная жизнь. Сейчас мне как-то больше нравятся джазовые клубы, где можно спокойно посидеть, отдохнуть, поговорить, потому что, к сожалению, во многих клубах ночных ты даже не слышишь собеседника. А мне все-таки хочется с человеком не только потанцевать и повеселиться, но хочется как-то и пообщаться тоже.

У Вас коллекция этническая. Не было мысли развернуть ее в сторону, например, американских художников?
В том смысле, что многие художники в нашей коллекции, как Комар и Меломид, Илья Кабаков стали американскими художниками.

Географически и по призванию уже.
Да. Например, сейчас, в 1997 году, когда Биеннале Уитни представляла работы Ильи Кабакова, они писали Америка,  Russian born, American Nation, то есть, американец, рожденный в России. Поэтому сейчас у нас много таких художников, которые проживают здесь большую часть своей жизни и стали американскими подданными. Но мы все-таки создали… Должна быть у каждого коллекционера какая-то узкая специализация. Потому что, если коллекция расширяется и бросает тебя в стороны, я не знаю, XIX-й, XX-й век, XVI-й, XXI-й век, то конечно с ней будет очень сложно, потому что коллекция не может быть такая всеядная. То есть, должен быть какой-то фокус. Искусство России, то есть то, с чего мы начали, - фокус нашей коллекции.

Столько лет общаясь с художниками (мы же говорим не только о картинах, мы говорим о людях) была ли вот такая, от всего сердца, любовная тяга к какому-то художнику. Все-таки творческие люди, они захватывают.
Нет, но они все интересные.

Романтическая история у Вас есть с художником?
Нет. Я думаю, что романтических историй не должно быть с художниками, потому что это все-таки профессиональная деятельность.

То есть, Вы художников заранее вырезали из своей личной биографии?
Честно говоря, да, потому что…

Так это дискриминация.
…потому что, когда в 10 лет Янкелевский дал мне выбрать офорт для нашей коллекции, я поняла, я была очень маленьким ребенком, но я поняла, что быть художником и искусствоведом одновременно, если ты работаешь с живущими художниками, невозможно. Поэтому должна быть какая-то профессиональная деятельность. Нельзя смешивать одно с другим, хотя многие художники – очень симпатичные люди, так что просто…

Вы кого-то не упомянули? Кстати, если бы Вам сказали – назовите трех художников из Вашей коллекции.  И художника, будем так говорить, всех времен и народов? Интересен Ваш выбор.
Ну, из нашей коллекции – нам этот вопрос задают постоянно. Назовите любимую работу любимого художника. Так как я – профессиональный искусствовед, я этого сделать не могу. То есть, я могу назвать 20-30 художников, потому что то, что в коллекции, даже то, что висит у нас в доме, - то сегодня мне нравится работа одного художника, завтра мне нравится работа другого художника. Поэтому, конечно, я так не могу назвать.

Хорошо, а если не из Вашей коллекции?
Если подумать о русской культуре, то и Кандинский, и Малевич,

Все-таки, ХХ-й век?
Я думаю, что ХХ-й век, конечно.

А если мировых художников мы возьмем?
Ну, естественно, и Леонардо, все старые мастера.

То есть, в три имени Вы не уложитесь?
В три имени не то, что не уложусь, я думаю, не уложусь в 100 имен. То есть люди, которые действительно меня восхищают, я говорю про Ван Гога, то есть восхищает и творчество и жизнь, потому что очень интересно, - здесь можно перечислять весь вечер.

А если бы кто-то Вам сказал: «Вот я сейчас могу оживить любой исторический персонаж» - не обязательно художника, с кем бы Вы хотели встретиться?
С Леонардо – точно.

А если не обязательно художника? Мать Тереза?
Нет. Ну, мать Тереза, может быть, нет. Вот с художниками, например с Леонардо или с Ван Гогом, я бы хотела встретиться.

У Вас  все равно все крутится вокруг художников.
Жизнь так построена. И мне это очень интересно.

Вы не подумали о хореографе, Вы не подумали о режиссере, Вы все время думаете о художниках?
Да, да, думаю, что да.

То есть – Баланчин, Феллини – это другое, а с Леонардо Вы бы встретились?
Да!

Наталья, Вы счастливый человек?
Счастливый. Счастливый, потому что я занимаюсь любимым делом. Это не каждый может сказать!

© RUNYweb.com