Съемка 18 августа, 2010г.
Яков, несколько главных биографических фактов. Когда Вы родились, где учились, где работали.
Я предпочитаю не говорить год рождения, потому что актер – это такая субстанция, он как он выглядит, столько ему можно и дать.
Вы выглядите лет на 40, поэтому, я понимаю, примерно 40 лет назад?
Да, я родился где-то сорок лет назад, в городе Минске. Кстати, абсолютно нелюбимый мною город, я почему-то с детства как-то странно к нему относился. Там всегда было так много партизан и КГБэшников. И я, конечно, прожил там до 15 лет, потом уехал в Москву, поступил в музыкальное училище им. Гнесиных, на факультет актеров музыкального театра.
Потом я закончил институт Гнесиных, вокальный факультет, теперь это уже академия Гнесиных, и моим педагогом был замечательный артист Соломон Хромченко – солист Большого театра.
Позже, в 76-м году я поступил на службу в Камерный Еврейский Музыкальный Театр. И проработал в этом театре до 1990-го года. Конечно, это был удивительный театр, это был один из самых лучших, вообще, музыкальных театров, хотя это был Еврейский театр. И это было необычно, потому что спектакли были настолько оригинальны, начиная от «Черной уздечки белой кобылицы» и заканчивая мюзиклом «Последнее танго».
Это было что-то невероятное. У нас работал художником нашего театра поначалу один из небольших любителей еврейской культуры Илья Глазунов, возглавлял театр Юрий Шерлинг, музыкальным руководителем театра был Михаил Глуз. Театр был очень необычный, очень странный и закончил свою историю на очень странной ноте.
В 1980-м году я получил звание Заслуженного артиста РСФСР, а в 89-м году меня представили к званию Народного артиста, но так получилось, что на одном из моих спектаклей был брат Ванессы Ретгрейв, Корин Ретгрейв. Он пригласил меня на шоу на Бродвее.
Я работал с Ванессой Ретгрейв, с Рауль Джулиа, с Кристофер Ривом в шоу «Сломанная стена» (Broken Wall). Из России я приехал вместе с Васильевым, Максимовой и Шатровым. И мы представляли русскоязычную часть шоу.
И потом так случилось, что в 1990-м году мои родители приехали сюда, в Америку, и с мамой произошло несчастье, я был вынужден остаться здесь. Конечно, я не вернулся в театр, я не получил долгожданное звание народного артиста РСФСР.
Ну, а потом, вся моя жизнь началась с нуля. Я отучился в Еврейской теологической семинарии (Jewish Theological Seminary), я учился в Канторской Академии, но понял, что очень далек от божественной силы, и поэтому я начал работать в компании, которая занимается шоу бизнесом. И моя первая партнерша была одна из сестер Бери – Клер Бери, с которой я отработал 4 года. Потом я начал постепенно работать с разными исполнителями, одна из самых любимых – это Бренда Джойс.
Афро-Американская певица, с которой мы делали уникальную программу, и она сейчас живет в Южной Африке. И вот так постепенно-постепенно, делая какие-то программы здесь в Америке, я продолжаю заниматься тем, чем я занимался, живя в той стране.
То есть, если мы подытожим, можете ли Вы ответить довольно коротко на вопрос, что Вам дала иммиграция?
Иммиграция дала мне стойкость, она дала мне возможность быть немножечко другим, нежели тем, каким я был в той стране. Иммиграция - это очень сложный процесс, и, если честно говорить, это мой самый нелюбимый процесс, потому что не люди виноваты, не отношения, мол, вот этот человек плохой, а это хороший. Сама субстанция иммиграции для творческого человека – это самая сложная субстанция. Ты надеешься, что люди, говорящие с тобой на одном языке, тебя быстрее поймут, поддержат, а все происходит совсем по-другому, потому что каждый выживает в одиночку, каждый хочет чего-то добиться. Поэтому иммиграция меня закалила, она сделала меня более стойким.
Многие в иммиграции меняют профессию. Был ли у Вас такой путь, хотя бы в перспективе, то есть ведь можно стать в иммиграции кем угодно, просто-напросто забыв, кем были в «той жизни»?
Нет, я ни разу не поменял своей профессии. У меня был случай, достаточно забавный, когда я приехал в Америку и мне дали рекомендательное письмо к такой Соне Мур, которая занималась системой Вахтангова. Она жила в шикарной квартире на Park Avenue. Я пришел к ней и стал рассказывать, мол, кто я и что я. И она долго меня, так сказать, выслушав, сказала: «Ну, Вы знаете, я могу Вам вот что предложить. Не можете ли Вы клеить марки на конверты?»
Я клеил марки на конверты несколько часов, она заплатила мне деньги, и я подумал, что на следующий день она снова пригласит меня клеить марки. Она меня не пригласила, и больше никакого контакта у меня не было. Это была единственная ситуация, когда я занимался не своей профессией.
Конечно, я не мог бы этим заниматься, если бы не встретил женщину, американку, Айрин, которая стала моей женой. Потому что творческому человеку, находясь в абсолютно непривычной для себя атмосфере, становится чрезвычайно сложно заниматься тем, чем он занимался в стране, откуда приехал. Тем более, у меня не было английского языка, тем более, занимаясь культурой на языке идиш, я думал тогда, что в Америке, особенно в Нью-Йорке, это будет востребованная культура. Оказалось, что она абсолютно была не востребована, кроме того, все, что происходило здесь на языке идиш – имело провинциальный и очень низкий уровень.
И поэтому, когда я встретил Айрин, а я уже был на четвертом курсе теологической семинарии, я понял, что есть какой-то выход. Я могу продолжать заниматься тем, чем я занимался когда-то в Москве.
И была, конечно, удивительная история, потому, что она меня пригласила на спектакль Роберта Уилсона. Это уникальный режиссер, который работает в авангардном стиле, и он делает спектакли чрезвычайно любопытно. Я помню, что когда я был на этом спектакле, со мной происходило что-то невероятное.
А на следующий день в семинарии я должен был вести утреннюю службу Шахарит, это было что-то невероятное, потому что я держал Сидур, читал на иврите, мысли мои были на русском языке, а передо мной были сцены из этого спектакля. И я думал: боже, что же это такое?
Когда я закончил эту службу, со мной началась жуткая депрессия, жутчайшая. И я не мог понять, зачем я занимаюсь здесь, чтобы стать кантором и петь в синагоге. Я знаю, что, наверно, существует некая божественная сила, но она не такая для меня важная, как для тех, которые приходят в какие-то места, молятся и просят бога о какой-то там помощи.
И со мной началась жуткая депрессия. Я помню момент, когда я лежал на полу, и видел себя из угла потолка, я видел свое тело. Я думал, как же так может быть? Зачем это тело существует? То есть, это был сюр полнейший.
И вот, в этот момент, Айрин появилась в моей жизни. И, когда она появилась в моей жизни, случилось так, что я попал в организацию, которая называлась Golden Land. Она занимается американо-еврейским интертейментом, и первая моя партнерша была одна из сестер Бери.
И конечно для меня это была неожиданность, потому что, как мой приятель когда-то сказал, в России в 60-е годы были популярны «Битлз» и сестры Бери. И конечно, сестры Бери были невероятно популярны.
Я никогда не думал, что меня судьба сведет с одной из этих сестер. Я отработал с ней 4 года, и потом я понял, что очевидно есть что-то большее, чем просто еврейская культура. Оставаясь евреем, необязательно надо петь еврейские песни.
И вот, постепенно-постепенно я сделал программу, в которой принимали участие афро-американцы, люди разных национальностей. Помню, когда в Россию я приехал, и был огромный, достаточно серьезный концерт, я исполнил еврейскую песню, а партнерами в этой песне был ансамбль «Березка» и афро-американский гаспел из Нью-Йорка.
Я все время нахожусь в состоянии поиска и движения.
Яков, а где бы Вы еще, в каком городе, ведь Вы поездили по миру, хотели бы жить?
Честно, для меня самый близкий и самый необыкновенный город, конечно, Нью-Йорк, конечно, Манхеттен. Я бываю в разных странах, недавно приехал из Бельгии и Франции. Я бываю очень часто в Голландии, много в России, в Израиле. В Израиле я бываю по несколько раз в году.
Обожаю Иерусалим, это, пожалуй, второй город по значению после Нью-Йорка. Мне нравится и Москва, потому, что там я стал тем, кем, в общем-то, стал, я имею в виду - артистом. И Москва для меня тоже очень важный город. Но Нью-Йорк – это город, где я себя чувствую совершенно, ну, как бы, моя территория.
Здесь есть друзья, здесь есть знакомые, здесь есть приятели. А какое качество Вы больше всего цените в людях, в друзьях?
Честно говоря, я ценю больше всего откровенность. Не лицемерие, не похвалу, потому что часто, являясь актером, можешь услышать от людей какие-то позитивные дифирамбы, которые, зачастую, мало что означают. А если говорят правду, может, это тебя и напрягает, но она гораздо полезнее и приятнее.
А какое состояние Вашей души сейчас, в настоящий момент?
Поиск. Поиск. Мне кажется, что я не сделал еще самого главного.
Какой Ваш любимый художник?
Я обожаю Сальвадора Дали! Это, пожалуй, мой самый любимый художник. Потому что, я не понимаю до конца то, что он задумал. Но когда я вижу его картину, у меня возникает миллион ассоциаций и каких-то невероятных картин, и мыслей, которые дают его картины.
Естественно, любимые композитор и певец.
Если сказать о композиторе, то, конечно, Малер и, конечно, Рахманинов. Я скажу даже больше, я как-то однажды сообщил моей жене, что если придет тот час, когда мне придется уйти из этой жизни, я бы хотел, чтобы это было под музыку Рахманинова.
Певец?
Сказать честно, я бы не назвал моего любимого певца.
Вы называете себя актером. Какой актер любимый?
Я могу сказать, что для меня певцы, самые интересные, - это, скажем, Энни Леннокс, Стинг, это Боб Дилан, которые несут какую-то мысль, которые делают что-то так, как не все. И поэтому мне очень интересно с этими людьми. Актеры? Конечно, есть актеры, которых я обожаю, и мне даже трудно сейчас сказать конкретно, но я думаю, что одна из моих любимых актрис – это, конечно, Ванесса Редгрейв.
Если бы Вы могли в жизни что-то изменить, что бы Вы изменили?
Пожалуй, я ничего бы не изменил. Это моя судьба. И она такая, какая она есть.
То есть, Вы счастливый человек?
Часто да, но иногда бывает ощущение, что что-то мешает мне быть до конца счастливым человеком.
Есть ли у Вас девиз?
Я бы сказал: не останавливаться ни на секунду.
© RUNYweb.com
! Данный текст интервью является дословной распечаткой видеоинтервью. Авторская лексическая основа сохранена без изменений!